Древняя история смерти
Шрифт:
Никаких особенных подвигов — особенно на фоне деяний других бессмертных — Лань Цайхэ не совершил, однако прославился жизнелюбием. Основные его занятия, если исходить из преданий, сводились к беззаботному времяпрепровождению: Лань Цайхэ в одном сапоге (другая нога у него всегда была босая) таскался по базарам и кабакам, пил вино и пел песни собственного сочинения. Одет он был круглый год в один тот же рваный ватный халат синего цвета с широким поясом с деревянными бляшками — в этом халате Лань Цайхэ обильно потел летом, но зато мог позволить себе заснуть пьяным на снегу. Жил он попрошайничеством, причем монеты с отверстием посередине, полученные в качестве подаяния, нанизывал на веревку, которую волочил за собой. Если деньги терялись, это Лань Цайхэ не очень огорчало. А если не терялись, он с удовольствием угощал всех желающих.
Это
Русскому читателю, далекому от дао, трудно понять, за какие такие заслуги Лань Цайхэ был причислен к сонму бессмертных. Пьянство, полный отказ от вещественных благ и наплевательство на все и вся присущи и немалому числу наших соотечественников, но вряд ли их ждет за это поощрение с небес. Почему у китайцев все по-другому, автор объяснить не в силах. Видимо, тут замешано иррациональное: что китайцу хорошо — то русскому смерть. Нам приходится принять на веру, что, регулярно доводя себя неумеренными возлияниями до состояния, по терминологии даосов, «необработанного дерева» или «младенца», Лань Цайхэ уверенно шел по пути святости.
И в один прекрасный момент, когда пьяный Лань Цайхэ прямо в винной лавке пел, плясал и размахивал бамбуковой трещоткой, вдруг под аккомпанемент флейты раздалось пение святых даосов, с неба спустилось облако, подхватило его и в сопровождении журавля отбыло на небо. Спустя несколько мгновений на головы обалдевшим присутствующим свалились сверху дырявый халат, сапог и трещотка…
Единственная в «восьмерке» женщина Хэ Сяньгу («Бессмертная дева Хэ») приобщилась к бессмертию в довольно раннем возрасте. У нее было по меньшей мере два прототипа — девицы по имени Хэ. Одна барышня жила в Юнчжоу, а вторая происходила из богатой семьи, жившей в окрестностях Гуанчжоу, и подвергалась притеснениям со стороны мачехи, что имеет значение для дальнейшего развития сюжета. Похоже, что в мифическом образе Хэ Сяньгу слились биографии обеих девушек.
Хэ Сяньгу отличалась удивительной красотой. Она рано научилась предсказывать будущее и вообще демонстрировала замечательные способности. Это не укрылось от пребывающих в небесных сферах бессмертных, которые были озабочены тем, чтобы довести свой круг до восьми членов, ибо «восемь» — это число благоденствия и удачи, и искали подходящих кандидатов. К Хэ (которая еще не была «сяньгу») явился Люй Дунбинь и дал отведать «персик бессмертия», но она съела только половину чудесного фрукта и поэтому бессмертной не стала, но зато обрела способность обходиться почти без еды и снискала у местных жителей репутацию святой.
Когда девушке исполнилось четырнадцать лет, Люй Дунбинь явился ей снова, на этот раз во сне, и предложил, если она хочет стать бессмертной, принять порошок из жемчуга. Проснувшись, Хэ растолкла жемчужину, проглотила порошок, и тут же ее тело обрело необыкновенную легкость и сделалось вечным. После этого она получила способность легко передвигаться по воздуху, в буквальном смысле с одной горной вершины на другую. Весь светлый день она посвящала сбору лекарственных трав для своей больной матери и домой возвращалась только с наступлением темноты. Кроме того, на ней лежала обязанность сметать цветы возле Небесных врат, где росло персиковое дерево, засыпающее окрестности лепестками.
Окончательное посвящение Хэ Сяньгу в тайны дао осуществили Ли Тегуай и Лань Цайхэ. А вскоре по ходатайству Люй Дунбиня Нефритовый император включил Хэ Сяньгу в число бессмертных, и она поднялась на небеса. При этом она так торопилась вознестись, что забыла оставить на земле кухонный черпак из бамбука, который держала в руках, — так уж вышло, что после смерти матери вдовый отец Хэ Сяньгу снова женился и мачеха всячески тиранила девушку, заставляя часами трудиться на кухне. С этим черпаком Хэ Сяньгу частенько и изображают — ведь она считается покровительницей домашнего хозяйства. Другие ее атрибуты — плетеная корзина с цветами или цветок лотоса, который у китайцев служит
Самое высокое происхождение из «Восьми бессмертных» — у Цао Гоцзю. Согласно источнику XIV века, он был сыном первого министра и младшим братом одной из жен императора Жэнь-цзуна, который правил в 1022–1063 годах. Гоцзю — это, в сущности, не имя, а титул, буквально его можно перевести как «Дядя государства».
Существует несколько преданий о приобщении Цао Гоцзю к дао, которые дополняют одно другое. Если отбросить несущественные подробности, то картина вырисовывается такая. Цао Гоцзю с юности отличался скромностью и чистотой помыслов и чувствовал себя не очень уютно при помпезном императорском дворе. Особенно это было заметно в сравнении с его младшим братом Цао Цзин-чжи, который вел себя в высшей степени заносчиво, распутничал и даже убил ни в чем не повинного человека — но все это благодаря близости к императору сходило ему с рук. Цао Гоцзю пытался наставить брата на путь истинный, но тщетно. Более того, брат настроился против него и стал вредить ему при каждом удобном случае. Цао Гоцзю испытывал сложные чувства: с одной стороны, он стыдился поведения брата, а с другой — не мог выступить против него. Наконец он решил оставить службу при дворе и податься в монахи.
А в небесных сферах происходили свои события. Бессмертных в ту пору было семь. И вот однажды, когда все семеро собрались на пиру в небесной Стране блаженных, Ли Тегуай заметил, что одно место среди них остается вакантным и хорошо бы заполнить его, чтобы навсегда замкнуть избранный круг. И добавил, что лучшей кандидатуры, чем Цао Гоцзю, для этого не сыскать. Посовещавшись, бессмертные решили подвергнуть Цао Гоцзю испытаниям.
Тем временем будущий бессмертный уже шествовал в направлении гор, где намеревался жить отшельником. Накануне он распрощался с родными и императорской семьей. Жэнь-цзун предложил ему взять с собой столько золота, сколько потребуется, но Цао Гоцзю отказался, и тогда император велел выдать ему золотую пластину с печатью, которая приравнивала его в праве перемещаться по стране к самому государю. Владел, однако, Цао Гоцзю этой пластиной недолго. Когда лодочник попросил заплатить за переправу через Хуанхэ, он, не задумываясь, достал ее из сумки, чем вызвал жуткий переполох: люди, увидевшие императорскую печать, упали ниц — все, кроме спокойно сидящего нищего даоса. Тот взглянул на Цао Гоцзю, сказал, что нечего пугать простых людей, и посоветовал выбросить в воду императорскую пластину — для монаха абсолютно лишнюю. Цао Гоцзю тут же последовал совету и, таким образом, прошел первое испытание.
Как уже можно догадаться, облик нищего даоса принял один из бессмертных — Люй Дунбинь. Вместе они отправились дальше. Люй Дунбинь в качестве непререкаемого наставника, Цао Гоцзю как почтительный слушатель и ученик. Праведность Цао Гоцзю не подвергалась сомнению, а вскоре к ней добавилась мудрость, которой поделился с ним учитель.
С таким багажом Цао Гоцзю удалился в пещеру и начал жизнь отшельника, помогая всем страждущим. Однажды его посетили под видом таких же, как и он, отшельников Чжунли Цюань и Люй Дунбинь. «Где находится дао?»— спросили они Цао Гоцзю, и он указал на небо. «А где находится небо?» Цао Гоцзю указал на сердце. Это были абсолютно правильные ответы. Гости открыли Цао Гоцзю свои истинные лица, и Чжунли Цюань тут же произвел его в бессмертные.
Цао Гоцзю занял последнее вакантное место, и «восьмерка» сформировалась окончательно. Свежеиспеченный бессмертный получил в свое ведение артистов. Изображают Цао Гоцзю, как правило, в красной одежде императорского чиновника высокого ранга; в руках он держит бамбуковые трещотки и нефритовую пластину, которая уничтожает любую скверну.
Китайцы приложили немало усилий, чтобы обнаружить земные обители бессмертных, но без особого успеха. Хотя, если исходить из даосских верований, таковых имеется аж целых семьдесят две. Самые знаменитые из них — Пэнлай, Фанчжан и Инчжоу, которые представляют собой острова в бездне Гуйсюй, куда сливаются все воды земных сторон света и Млечного Пути. Деревья на этих островах плодоносят жемчугом и драгоценными камнями священного белого цвета, под ногами стелется трава бессмертных сянь-цао, из нефритовых скал бьет вода долголетия, вкусом напоминающая вино, а в качестве строительного материала используются исключительно золото и нефрит.