Древняя Русь: наследие в слове. Мир человека
Шрифт:
И в этих движениях смысла – все та же динамическая напряженность между абстрактно книжным понятием и конкретным народным представлением: молодой и юный, старейший и старый и так далее. Эти слова поддерживают одну идею, столь характерную для средневековых представлений о мире: все социальное приходит извне и свыше, на земле же – лишь конкретность и конечность этого. «Бытие» и «быт» существуют как будто отдельно одно от другого, но так только кажется, особенно современному наблюдателю, ибо на самом деле это одно и то же, аналитически
«Свобода» и «воля» также одно и то же, как одно и то же – «заповедь» и «закон», «нрав», «обычай» и многое иное в этом «двойственном» мире: то, что является «своим», и то, что дается свыше как награда и ранг. Внутренним смыслом социальных движений этого времени, не вполне развившимся в Древней Руси, стало постепенное сближение этих противоположностей: свобода «стремится» к воле, обычай – к закону и т. д. Все, что прежде казалось высоким и было освящено небесами, теперь постепенно сближается с мирским и земным. Постепенно человек «перенимает на себя» те высокие социальные функции и ранги, которые в прежнем своем быту он доверял небесам. Но сразу же в сравнении с «небесным» мельчают прежде значительные слова. Постоянно сужаются значения слов на фоне других, близких по смыслу, но ставших более важными; изменяются значения слов муж, человек, люди и т. д. И так как феодальное общество особенно интересует связь между господином и слугой, из множества частных, конкретно образных, а иногда и случайных терминов постепенно в качестве основных, родовых по значению, выделяются два, включившие в себя все противоположности: знать и чернь. Особенность Древней Руси состоит в том, что в ней такой резкой грани еще нет, есть переходные и неустоявшиеся грани феодальной иерархии со множеством ступеней подчинения и зависимости.
Историки европейского средневековья глазами своих «героев» видели ту же картину. Однако национальное своеобразие проявлялось в словесных образах, в той «внутренней форме слова», которая возникает в глубокой древности при каждом новом назывании, затем разворачивается постепенно во множестве переносных значений слова, сохраняющих завещанный предками словесный образ. Не понятие «глава», свойственное западным языкам, а понятие «вождь» лежит в основе наименований правителя у славян; под напором социальных движений возникает особая ценность руководителя, появляются наименования, выражающие наибольшую отвлеченность значения от образа: поводырь – ведущий – начальник – глава – вождь.
Известный толчок такому развитию понятий дало славянам знакомство с культурами Запада, Востока и Юга и прежде всего – с византийской культурой. Еще предстоит изучить степень воздействия этих культур на восточных славян специально в развитии языка, но уже сегодня ясно: принимали они далеко не все, а все воспринятое воплощали в свои, славянские формы и сами в ответ давали соседям столь же много.
Время, описанное в этой книге – эпоха Древней Руси, – связано со схваткой язычества и христианства в борьбе за умы людей, за их волю и чувства. Таков основной водораздел в текстах того времени и в слове, которое изменялось под напором новых идей и настроений. Все это нашло свое выражение в воссоздании истории слов.
Древний русич желал обозначить словами по возможности все, что было вокруг него. Неопределенный и не всегда поначалу точный признак древнего словесного образа, выкристаллизовывался со временем в термин-понятие, что составляет определенный этап в постижении этого сложного мира. Средневековые поиски истины подвергают своеобразному изучению то, что прежде казалось неважным и слишком отвлеченным: конкретный мир языческого быта сменяется условной и пока что неясной отвлеченностью средневековых идей; научная абстрактность постижения мира будет достигнута позже – уже современной нам культурой.
В труде землепашца, ремесленника, в скитаниях купца или паломника, в деятельности тысяч безымянных писателей тех далеких времен, в дыму пожарищ, в жестоких сечах, в неистовой жажде жить рождалась и жажда знать – самая высокая и самая чистая радость человека.
Слова, отраженные в текстах ушедших эпох, помогают нам с известной долей достоверности представить себе, как это было.
СОКРАЩЕНИЯ
ВЯ – Вопросы языкознания, М.
Г. – Горский А. В. и Невоструев К. И. Описание славянских рукописей Московской синодальной библиотеки, отд. II, ч. 2. М., 1859.
ГБЛ – Государственная библиотека им. В. И. Ленина, М.
ГПБ – Государственная Публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, Л.
ЖМНП – Журнал Министерства народного просвещения, СПб.
ИОРЯС – Известия Отделения русского языка и словесности, СПб.
ИпоРЯС – Известия по русскому языку и словесности, Л.
ЛОИИ – Ленинградское отделение Института истории АН СССР.
Памятники – Памятники отреченной русской литературы / Собраны и изданы Николаем Тихонравовым. Т. 1. СПб., 1863; т. 2. М., 1966.
ПДПИ – Памятники древней письменности и искусства, СПб.
ПЛДР – Памятники литературы Древней Руси. М., 1979 и сл. (по томам).
ПСРЛ – Полное собрание русских летописей. СПб.; Пг; Л.; М. (по томам).
РИБ – Русская историческая библиотека. СПб., 1872 и сл. (по томам).
РФВ – Русский филологический вестник, Варшава.
РЯШ – Русский язык в школе, М.
Сб. ОРЯС – Сборник Отделения русского языка и словесности, СПб.
Ст. – Старобългаристика, София.
Чт. ОИДР – Чтения в Обществе истории и древностей российских, М.
ЦГАДА – Центральный Государственный Архив древних актов, М.
БИБЛИОГРАФИЯ
Даль – Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1-4. СПб.; М., 1880–1882.
Дан. Заточник – Лексика и фразеология «Моления Даниила Заточника». Л., 1981.
Копечны – Kopecny Fr. Etymologick'y slovnik slovansk'ych jazyku, Sv. 1. Praha, 1973.
Кочин – Кочин Г. E. Материалы для терминологического словаря Древней России. М.; Л., 1937.
СлРЯ XI–XVII вв. – Словарь русского языка ХІ–ХІІ вв. М., 1975 и сл. (по выпускам).
СРНГ – Словарь русских народных говоров. М.; Л., 1965 и сл. (по выпускам).
Словник – Slovn'ik jazyka staroslov'ensk'eho. Praha, 1966 и сл. (по томам).