Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо
Шрифт:
Похоже, однако, что в непричастность Всеволода к убийству Ярополка поверили не все. На крайнюю болезненность этого вопроса для его репутации указывает, между прочим, то характерное обстоятельство, что Владимир Мономах в своем «Поучении» охотно перечислил все совместные с Ярополком походы, предпринятые по приказанию своего отца, и в то же время не проронил ни слова о событиях 1084—1085 гг.: изгнании Ярополка с владимиро-волынского стола, захвате в Луцке его жены и матери и т. д. Еще более показательно поведение Святополка Изяславича. После смерти брата он выдвинул претензии на освободившийся стол в Турове и, по соглашению со Всеволодом, присоединил Туровское княжество к своим новгородским владениям. Уступчивость великого князя, очевидно, должна была подчеркнуть отсутствие всякого недоброжелательства с его стороны по отношению к Изяславичам. Несмотря на это, Святополк демонстративно повел дело к полному разрыву с дядей. На рубеже 80—90-х гг. XI в. он совершил ряд шагов, значительно отдаливших его от Киева. Первым из них стал переезд княжьего двора Святополка из Новгорода в Туров {75} . То был недвусмысленный знак более тесного сближения с Польшей. И действительно, не довольствуясь
143
Известие об этом браке имеется лишь в польских источниках. Хро ника Яна Длугоша называет русскую невесту польского князя Евдокией.
Все это слишком походило на военные приготовления, и Всеволод нанес упреждающий удар. Уверенности ему придали добрые вести из Германии. Надежды его врагов на то, что со смертью Генриха Длинного дружеские связи между германским и киевским дворами ослабнут, не оправдались. Генрих IV подтвердил свое желание видеть киевского князя в числе самых близких союзников. Овдовевшая Евпраксия Всеволодовна не только не была отослана в Киев, под родительский кров, но летом 1089 г. сочеталась новым браком — на этот раз с самим германским императором [144] и была коронована под именем императрицы Адельгейды.
144
Первая жена Генриха IV, Берта Савойская, умерла 23 декабря 1087 г.
Приобретя в тылу у Польши такого могучего союзника, Всеволод приступил к активным действиям. В 1091—1092 гг. Святополк был сведен с новгородского стола, на котором сел шестнадцатилетний сын Мономаха Мстислав [145] . А чтобы пресечь возможные попытки со стороны польского и венгерского государей оказать военную помощь Изяславичу, Всеволод попросил Ростиславичей и, вероятно, Давыда Игоревича организовать половецкие набеги на их земли, что и было исполнено. По данным «Венгерской хроники», в 1091 г. Венгрия подверглась нападению половцев, наведенных кем-то из русских князей. Повесть временных лет, в свою очередь, сообщает под 1092 г.: «Воеваша половци ляхы с Васильком Ростиславичем».
145
По скандинавским сагам известно, что Мстислав имел еще и второе мирское имя — Харальд, в честь своего англосаксонского деда (см. с. 53).
Терпение — эта специфическая политика Всеволода — принесло свои плоды, превратив большинство племянников великого князя в его послушных подручников.
III
Междоусобицы, которыми изобиловало пятнадцатилетнее княжение Всеволода в Киеве, чередовались с пограничными войнами на южных и восточных рубежах Русской земли. Больше всего беспокойства причиняли половцы, установившие к тому времени безраздельное господство над степными пространствами от Яика до Днепра, надолго ставшими для русских людей «половецким полем». В 1091 г. ханы Боняк и Тугоркан, явившиеся на Балканы по приглашению византийского императора Алексея I Комнина, разгромили придунайских печенегов в долине реки Марицы. С печенежским господством на Балканах и в Подунавье было покончено в один день. Масштабы постигшей печенегов военной катастрофы изумили современников. «В тот день произошло нечто необычайное: погиб целый народ вместе с женщинами и детьми, народ, численность которого составляла не десять тысяч человек, а выражалась в огромных цифрах, — писала дочь Алексея Комнина Анна. — Это было 29 апреля, в третий день недели» [146] . По этому поводу византийцы стали распевать насмешливую песенку: «Из-за одного дня не пришлось скифам увидеть мая» [147] . После гибели придунайской печенежской орды западноднепровские степи до самого Дуная также вошли в зону половецких кочевий.
146
То есть во вторник (в Византии неделя начиналась с воскресенья).
147
Конечно, известие Анны Комнин о гибели всего печенежского «на рода» не следует понимать буквально. Источники первой половины XII в. все еще упоминают об остатках придунайских печенегов.
Разделавшись со своими степными конкурентами, половцы утратили единственную причину, которая побуждала их худо-бедно поддерживать мирные отношения с русскими князьями. Со второй половины 80-х гг. XI в. половецкие набеги на Русь учащаются и становятся почти ежегодными. Причиняемые ими опустошения были велики. Особенно 1092 г., по свидетельству летописи, был отмечен общей тревогой и бедствиями. Лето стояло засушливое, горели леса и болота, люди тысячами умирали от разных болезней, «и рать велика бяше от половець и отвсюду; взяша три грады: Песочен, Переволоку, Прилук, и многа села воеваша по обема странома» (то есть по обоим берегам Днепра). Владимиру Мономаху и его брату Ростиславу пришлось в эти годы дать половцам около десяти сражений, причем в одном случае противостоявшая им половецкая орда насчитывала 8000 человек. Успешная в целом оборона страны от половецких вторжений стала возможной благодаря тому, что военные силы Киевского, Черниговского и Переяславского княжеств были сосредоточены в руках Всеволода и его сыновей.
В подчиненной Чернигову Рязанской земле в начале 80-х гг. XI в. происходили волнения среди вятичских племен, руководимых каким-то
Отдельные отряды мятежников, по всей видимости, ушли в низовья Оки, где занялись разбоем, от которого особенно страдала булгарская торговля. Булгары потребовали от муромских властей навести порядок на торговых путях, но управы не получили. В отместку они напали на Муром и взяли его (1088).
Пребывание Всеволода на киевском столе имело важные последствия и для церковной жизни. При нем Киевская митрополия вновь распространила свою юрисдикцию на Чернигов и Переяславль. Формальным основанием к этому послужило принятое в 1084 г. постановление Константинопольской патриархии оставить за собой лишь те митрополии, которыми она владела не менее 30 лет, остальные же титулярные епархии после смерти лично возведенных в митрополиты епископов или по истечении срока, на который им был пожалован титул, должны были вернуться под управление своих прежних митрополий. Всеволод не был заинтересован в сохранении самостоятельных епархий, чье существование отражало соотношение сил, сложившееся при жизни его братьев. Во второй половине 80-х — начале 90-х гг. XI в. Черниговская и Переяславская титулярные митрополии одна за другой были упразднены. Возможно, именно тогда к титулу киевского митрополита впервые было добавлено определение «всея Руси»{77}, хотя, по данным сфрагистики, самая ранняя надпись подобного рода читается на печати митрополита Никифора (1104—1121): «Храни меня, Никифора, по твоему Промыслу архипастыря всея Росии, Сыне»{78}.
Впрочем, для Переяславля — столицы своего «коренного» княжества — Всеволод предусмотрел своеобразную компенсацию, отпустив из казны огромные средства на строительство там церковных и общественных зданий. В 80—90-х гг. XI в. под руководством переяславского епископа (до 1091/92 г. титулярного митрополита) Ефрема [148] в городе были возведены каменные стены, большая и богато украшенная церковь Святого Михаила, надвратная церковь Федора Мученика, церковь Святого Андрея, странноприимные дома, больницы и первая на Руси каменная общественная баня. Это было крупнейшее со времен Ярослава каменное строительство, придавшее Переяславлю великолепие и пышность второго после Киева города Русской земли. В этой связи знаменательно, что начиная с конца 90-х гг. XI в. переяславский князь меняет свое традиционное третье место в летописных перечнях русских князей, участников совместных предприятий (походов, съездов и т. п.), и теперь он неизменно упоминается сразу после киевского князя и перед черниговским {79} .
148
В Повести временных лет переяславский владыка Ефрем в последний раз именуется митрополитом под 1091 г.: «В се же лето священа бысть церкы святаго Михаила Переяславьская Ефремом, митрополитом тоя церкы… бе бо преже в Переяславли митрополья…» Поздние летописцы по недоразумению превратили титулярного переяславского митрополита в «митрополита Киевского и всеа Руси», в связи с чем появилось предание, будто епископ Ефрем после смерти киевского митрополита Иоанна I (989— 990) по согласованию с Константинопольской патриархией был поставлен на Киевскую митрополию, которой управлял до своей смерти в 1096 г.
Приблизительно в то же время в западнорусских землях была учреждена новая епископская кафедра — во Владимире-Волынском. Решение это стоит в несомненной связи с обсуждавшимся на Майнцском синоде 1085 г. вопросом о создании Пражской (Чехо-Моравской) епископии в границах Чешского государства 60—70-х гг. X в., которые упирались на востоке в русские области по берегам Западного Буга и Стыри {80} . И хотя учредительная грамота Пражской епархии, составленная пражским епископом Яромиром-Гебхардом, так и не прошла удовлетворительной процедуры, Всеволод и митрополит Иоанн II сочли нужным укрепить конфессиональную территорию Киевской митрополии в Прикарпатье новым церковным центром [149] .
149
Самое раннее упоминание Владимиро-Волынской епископии содержит написанное в 1080-х гг. Житие Феодосия Печерского, где приводит ся краткий послужной список ее первого главы Стефана, ставшего после смерти преподобного Феодосия (1074) игуменом Печерского монастыря, а затем назначенного епископом «в володимирьскую оболость». В сане владимирского епископа Стефан упоминается и в летописи под 1091 г.
Летопись вообще хвалит благочестие Всеволода, говоря, что «сий бо благоверный князь бе издетска боголюбив, любя правду, набдя убогыя [жертвовал нищим], воздая честь епископом и презвутером, излиха же любяше черноризци и подаяше требованье [содержание] им. Бе же и сам воздержася от пьяньства и от похоти…». От Владимира Мономаха мы знаем также о высокой образованности его отца, который, никогда не бывав за границей («дома седя»), выучил пять языков [150] , за что ему воздавали честь в чужих землях. Но, добавляет летописец, на киевском столе у Всеволода было «печали болше паче, неже седящю ему в Переяславли»; а «печаль» эта «бысть ему» от его племянников, которые просили волостей: один — той, другой — этой, а Всеволод всех мирил и раздавал им волости. К этим заботам присоединились болезни, а с ними приспела и старость. Всеволод удалился от дел, а его дружина, пользуясь этим, стала разорять киевлян поборами и продажами (судебными штрафами); «княжая правда» уже не доходила до людей, Всеволод же «сему не ведаша в болезнех своих». 13 апреля 1093 г. великий князь «преставися тихо и кротко» и на следующий день был погребен в киевском соборе Святой Софии рядом со своим отцом.
150
Н.К. Гудзий предполагает, что это могли быть греческий, латинский, немецкий, венгерский и половецкий языки (см.: Гудзий Н.К. История древней русской литературы. М., 1945. С. 146). По Б.А. Рыбакову, «иноземными были греческий, половецкий, латинский и английский» (Рыба ков Б.А. Мир истории. Начальные века русской истории. 2-е изд. М., 1987. С. 197).