Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо
Шрифт:
Во всей этой истории больше всего поражает то, что из трех главных ее участников один Василько вспомнил о клятве в Любече: «Да аще кто отселе на кого будет, то на того будем вси и крест честный»; Давыд же и Святополк, похоже, вовсе не принимали ее в расчет. Во всяком случае, аргумент возмездия от княжеской «братьи» ни разу не всплыл в их беседах в качестве сдерживающего фактора. Любецкие соглашения были поставлены под удар. Но тут-то и выяснилось, что их основы были достаточно прочными, потому что соответствовали интересам большинства князей и реальному балансу политических сил.
Первым забил тревогу Владимир Мономах. Летописец передает, что, узнав про случившееся в Белгороде, Владимир «ужасеся, и всплакав и рече: «Сего не бывало есть в Русьскей земли, ни при дедех наших, ни при отцах наших сякого зла». Едва ли Мономах заслуживает упрека в забывчивости: притом, что в прежние времена княжеские распри нередко также бывали омрачены тяжкими преступлениями,
Святославичи откликнулись на зов, и вскоре объединенное войско трех князей уже стояло под Киевом. Сообща они потребовали от Святополка объяснений за содеянное: «Чему еси слепил брат свой? Аще ти бы вина кая была на нь, обличил бы и [его] пред нами… А ноне яви вину его, оже [за что] ему се створил еси». Святополк повторил выдвинутые Давыдом обвинения против Василька, добавив, что поневоле должен был «своее головы блюсти». «И не яз его слепил, но Давыд, и вел и [его] к собе», – оправдывался великий князь. На это послы Мономаха и Святославичей возразили, что Василько «не в Давыдове граде ят [схвачен] ни слеплен, но в твоем граде ят и слеплен».
Такой исход переговоров не сулил Святополку ничего хорошего. И действительно, наутро войска союзных князей начали приготовления к переправе через Днепр. Святополк хотел было бежать из Киева, но был задержан горожанами, которые, впрочем, не замышляли против него ничего дурного, стремясь лишь к тому, чтобы размолвка между князьями не переросла в междоусобное кровопролитие. По настоянию киевского веча в лагерь Мономаха отправились два миротворца – его мачеха, «княгиня Всеволожая», и киевский митрополит Николай. Представ перед Владимиром, они «поведаста молбу кыян, яко творити мир, и блюсти земле Русьские, и брань имети с погаными». Владимир словно опомнился, «росплакався» и сказал: «Поистине отци наши и деди наши зблюли землю Русьскую, а мы хочем погубити». Летописец особо отмечает благотворную роль, которую сыграло присутствие на переговорах вдовы Всеволода, ибо Мономах чтил и уважал ее, «акы матерь», и потому «преклонися на молбу княгинину».
Вернувшись в Киев, княгиня возвестила горожанам, «яко мир будет». Стороны возобновили обмен посольствами. Чтобы избежать войны со Святополком, Мономах и Святославичи приняли его оправдание, что всему виной были Давыдовы козни, и вынесли свой приговор: коли все это Давыд наделал, то пусть Святополк идет на него и либо схватит его, либо выгонит («Се Давыдова сколота [непотребство, бесчинство]; то ты иди, Святополче, на Давыда, любо ими, любо прожени и [прогони его]»). Святополк клятвенно обещал наказать волынского изгоя. На том и помирились.
Достигнутый компромисс между старшими князьями предотвратил войну в Среднем Поднепровье. Однако в западных областях Руси конфликт перерос в невероятно запутанную склоку, в ходе которой создавались и распадались самые замысловатые политические комбинации, делавшие бывших врагов союзниками, а сообщников – врагами. Вначале на Давыда ополчился не Святополк, а перемышльский князь Володарь
Ростиславич. Вооруженной рукой он добился от Давыда выдачи своего ослепленного брата, а затем и ареста двух Давыдовых «мужей», Василя и Лазаря, которые возвели на Василька неправедные обвинения (третий наветчик, Туряк, успел убежать в Киев). Зачинщиков смуты повесили и расстреляли из луков. Весь 1098 г. Святополк издали следил за противоборством младших князей и, лишь увидев, что Ростиславичи кое-как помирились с Давыдом, пошел на него сам. По дороге он завернул к польской границе, в Берестье (Брест), откуда послал богатые подарки польскому князю Владиславу I, склоняя его не оказывать помощи Давыду. Узнав об этом, волынский князь лично явился в Польшу и тоже преподнес Владиславу 50 гривен золота. Владислав взял деньги от того и другого, обещал обоим князьям свое посредничество, но фактически предоставил Давыда его участи. Когда Святополк осадил Владимир-Волынский, Давыд семь недель оборонял город, в ожидании польской подмоги; наконец, уразумев, что ждать нечего, сдал Владимир Святополку и удалился в Червень. А Святополк, утвердив за собой Волынь, тут же вспомнил, что Ростиславичи сидят в волостях, которыми некогда владели его отец и брат (Изяслав и Ярополк). Однако его поход за галицкими отчинами был прерван в битве на Рожненском поле, где Василько, которому Володарь отвел безопасное место несколько в стороне от сражавшихся, кричал, подняв к небу крест и как бы ища Святополка пустыми глазницами: «Смотри, вот что ты целовал!» Разбитый Святополк ушел в Киев, оставив во Владимире одного своего сына, Мстислава, а другого, Ярослава, послав в Венгрию к королю Кальману I (1095–1114) за войском. Между тем общая опасность объединила Ростиславичей с их недавним врагом Давыдом Игоревичем. В то время как венгры под предводительством самого короля Кальмана осаждали Володаря в Перемышле, Давыд отправился к половцам и привел с собой орду хана Боняка. В сражении на реке Вагре (у Перемышля) венгры были наголову разбиты, а Давыд, отпустив половцев, пошел со своей дружиной на Владимир. Мстислав Святополчич стойко оборонял город, пока во время одного из приступов случайная стрела, пролетевшая в отверстие дощатого заборола стены, не поразила его насмерть. Потеряв князя, владимирцы тем не менее продержались до прихода Святополкова воеводы Путяты, который отогнал Давыда от города. Давыд бежал к половцам, но через некоторое время опять вернулся с ханом Боняком и с его помощью все-таки занял владимирский стол.
Утихомирил Давыда Игоревича только второй съезд старших князей, собравшийся 30 августа 1100 г. в Уветичах (Витичеве). Вызванный на «поряд» Давыд не осмелился ослушаться258. На съезде он не смог сказать ни слова в свою защиту и покорно выслушал приговор, который Святополк, Мономах и Святославичи (Давыд и Олег) вынесли, посовещавшись отдельно от него («и не припустяху его к собе, но особь думаху о Давыде»). Решение старшей «братьи» гласило: «Не хочем ти дати стола Володимерьскаго». Вместе с тем решено было не «имать» Давыда и не «створить» ему никакого «иного зла». Владимир-Волынский был отдан Ярославу Святополчичу, а Давыд должен был удовольствоваться горсткой мелких западных городов (Бужск, Острог, Дубно, Чарторыйск, Дорогобуж), переданных ему Святополком, и денежной компенсацией в 400 гривен, выплату которой разделили между собой Мономах и Святославичи. Ростиславичам предложили владеть сообща Перемышлем, где до сих пор княжил один Володарь. Василько, однако, не согласился уехать из Теребовля, и Ростиславичи остались сидеть каждый в своей волости.
Съезд в Уветичах принес Русской земле долгожданный внутренний мир. Давыд Игоревич больше не испытывал судьбу и безропотно просидел в Дорогобуже до конца своих дней (он умер в 1112 г.). Правда, с западных окраин Руси и впоследствии то и дело доносилось бряцанье мечей, однако большой опасности для княжеского союза в этом не было. Так, в 1101 г. безместный племянник Святополка Ярослав Ярополчич «затворился» от своего дяди в Берестье. Но с этим изгоем справились без большой войны. В том же году Святополк привел его в оковах в Киев. Освобожденный по просьбе духовенства, Ярослав совершил побег, снова был схвачен на польской границе и умер в заточении в 1102 г.
Продолжалось также и уже ставшее традиционным соперничество волынских князей с галицкими Ростиславичами. Вражда между ними вспыхнула с новой силой сразу же после того, как Ярослав Святополчич по решению Уветицкого съезда занял владимирский стол. Противники долгие годы ломали копья, но, к счастью, не у себя дома, а на чужой земле, в Польше, где после смерти Владислава I (1102) шла ожесточенная война между двумя его сыновьями – Болеславом III Кривоустым и Збигневом. В этой распре Ярослав Святополчич принял сторону Болеслава, женатого на его сестре259, а Володарь Ростиславич поддержал Збигнева. Польская свара кончилась тем, что в 1111 г. Болеслав обманным путем захватил своего брата и ослепил его. После этого притихли на время и Ярослав с Володарем.
Глава 4
Борьба с половцами
Прекращение междоусобицы позволило русским князьям приступить совместными силами к решению самой насущной внешнеполитической задачи, провозглашенной на съезде в Любече: «Почто губим Русьскую землю, сами на ся котору деюще? А половцы землю нашу несуть розно, и ради суть, ожю межю нами рати. Да ноне отселе имемся во едино сердце, и блюдем Рускые земли».
В 90 – X гг. XI В. опасность «погубленья» Русской земли «от поганых» была вполне реальной. Не случайно соответствующие статьи Повести временных лет окрашены в сумрачные тона напряженного эсхатологического ожидания260. Набеги половцев, достигшие в это время наибольшей силы, угрожали превратить Среднее Поднепровье в безлюдную пустыню. Летописец, современник этих событий, с отчаянием и ужасом рисует картину запустения некогда цветущих и густонаселенных городов и целых областей: «Створи бо ся плач велик в земле нашей, опустеша села наша, и городе наша». Половецкие облавы частым гребнем вычесывали из городов и весей обильный полон, и один летописный отрывок повествует, как тысячи людей, «страждущие, печальные, измученные», «с осунувшимися лицами, почерневшие телом», брели, обдирая босые ноги о колючие травы, в «незнаемую страну», гонимые в степь к половецким вежам261, со слезами говоря друг другу: «Я был из этого города», а другой: «А я – из того села»; и «так вопрошали они друг друга со слезами, род свой называя и вздыхая, взоры возводя на небо к Всевышнему…».