Древо и сталь

— Нет, не так. — Наставница шагнула вперед, и шест в ее руках, свистнув, звонко щелкнул по мишени. — Рука должна скользить мягко, но не рыхло. Словно плывешь в воде.

Арна, высокая пятнадцатилетняя девочка в свободных, не стесняющих движение белых штанах, такой же рубахе и поясом синего цвета кивнула и, перехватив шест, легко, словно танцуя, воткнула кончик палки в мешок, заполненный гелем.

— Уже лучше. — Реда Нар, высшая, посвятившая тридцать лет своей жизни полевым операциям и еще двадцать преподаванию в академии, одобрительно кивнула. — Теперь все синхронно. Выдох, движение корпусом, удар и возврат. Одно слитное движение. Быстрее, чем плевок куйры, быстрее, чем мысль… Давай!

Фигура девочки на мгновение смазалась. Свист шеста, звук удара и хлопок ткани рубахи практически слились в один звук. На манекене появилась глубокая вмятина, а прочнейшее дерево, способное при случае выдержать нагрузку в полторы тонны, разлетелось в щепки. Да и вмятина на манекене была такой, что будь на его месте человек в керамопластовой броне, лежать ему в реаниматоре как минимум.

Высшая на мгновение представила, что сама получила такой удар, и неприятный холодок начал вползать в сердце.

Арна с удивлением рассматривала рассыпавшийся шест и подняла глаза на наставницу.

— Что я сделала не так, Высшая? Эта деревяшка развалилась у меня в руках, словно гнилушка.

Реда, глядя на удивленную и встревоженную мордашку своей воспитанницы, загнала свой страх поглубже и рассмеялась в голос.

— Все ты правильно сделала. — Она с улыбкой кивнула. — Просто нужно всегда учитывать специфику оружия, которое ты держишь в руках, и наносить удар в соответствии с этим знанием. Как ведут себя различные материалы и прочее, мы с тобой изучим позже, а пока просто запомни, что дерево лучше всего работает на изгиб и гораздо хуже на сжатие. И чем крепче дерево, тем хуже его пластичность. Это, кстати, характерно почти для всех материалов. Есть, правда, очень хорошие материалы, которые хорошо работают и там и там, например сталь, из которой делают мечи. Однако специфика материала есть и в этом случае. Например, у санто легко выкрошивается кромка, поэтому нежелательно принимать удар на лезвие.

— Санто. — Девочка презрительно фыркнула. — Я лучше рак мортом. [1]

— Рак морт — хорошее оружие. — Высшая кивнула и одним коротким движением метнула свой шест так, что он попал в предназначенное для него гнездо на стене в дальнем конце зала. — Но что ты будешь делать, когда окажешься в тесноте корабельных переходов или дворцовых закоулков? Боевой хлыст не сможет развернуться для нормального удара. Рак морт — оружие больших пространств и к тому же довольно тяжелое. Чтобы управляться им в течение хотя бы десяти минут, нужна большая сила и крепкие сухожилия.

— А кан морт? — Арна взмахнула рукой, и тонкое полуметровое щупальце, мгновенно выросшее из основания ладони девочки, рассекло со свистом воздух.

— Он не пробьет даже самого легкого доспеха, а пока кислота, что выделяет кончик твоего кан морт, будет разъедать пластик брони, ты успеешь десять раз умереть. Кроме того, большой хлыст покрыт чешуйками из биокерамики, и его очень трудно разрезать лезвием. А у тебя там прочная, но тонкая пленка. Пару хороших ударов острым мечом, и ты безоружна. Это оружие последнего шанса, а не для сражений.

— Так что же, таскать с собой целый арсенал на все случаи жизни? — Воспитанница недовольно дернула плечом.

— И арсенал тоже. — Наставница подхватила девочку за локоть и усадила рядом с собой возле стенки зала, где стояли узкие скамейки. — Ты должна понять: все, что ты видишь вокруг, все, что на тебе надето, из чего состоит твое тело, все является инструментом познания или изменения мира. Орудием. Оружие — это лишь частный случай орудия и инструмент для воздействия на человека. Строительный молоток, которым замахиваются на человека, в этот миг становится оружием. Границы нечетки и предельно размыты, и только твоя воля превращает одно в другое.

— А люди? — спросила Арна максимально нейтральным голосом.

Но опытная разведчица прекрасно поняла подоплеку вопроса и улыбнулась.

— Большая часть людей будут для тебя в лучшем случае инструментами того или иного качества. Даже если твоей целью будет улучшение существования тех самых инструментов или уничтожение. Некоторое количество будут для тебя инструментами особого качества. Такими, о которых ты беспокоишься лично, которые бережешь и израсходуешь лишь в крайнем случае. И совсем немногие, а может быть вообще никто, будут частью тебя. Теми, без кого твоя душа будет неполной. Каждый такой человек увеличивает силу души и сердца, но потеря каждого из них обойдется тебе крайне дорого. Так что не торопись в выборе друзей.

Реда легко поднялась и, дождавшись пока девочка вскочит со своего места, церемонно поклонилась.

— Тренировка окончена. В свободное время поработай над ударом, только возьми не деревяшку, а кон гар. [2]

Как всегда после окончания тренировки, Арна быстро искупалась в маленьком бассейне и, наскоро приведя себя в порядок, поспешила в разбитый на уровне земли парк. Здесь на крошечной полянке в окружении могучих деревьев она по официальной версии занималась медитацией перед ужином. На самом деле она приходила сюда для того, чтобы совершить преступление. И не какое-то мелкое правонарушение вроде отравления симбиота, живущего в туалетном коллекторе, когда вдруг из всех дворцовых унитазов ударила зловонная струя, а самого настоящего.

Если бы вскрылась истинная причина ее присутствия в этой части парка, наказанием было бы полное поражение в правах, а может и что похуже. Но пытливый ум девочки требовал дополнительной информации, и эту информацию она получала любым путем, пусть и таким странным. Когда, четыре года назад, она набрела на эту поляну, ей хотелось лишь тишины и спокойствия. Арна только разлеглась на мягкой, словно пух траве, когда ее чуткий слух донес странные чавкающие звуки и негромкую песню, которую напевал явно мужской голос. Мужчин в Зеленом Сердце было совсем немного. В основном они занимались совсем грязной или тяжелой работой, такой, например, как чистка систем жизнеобеспечения. В желтых полотняных кинтах, [3] всегда сгорбленные, с опущенным к земле взглядом, они мелькали где-то по углам, воспринимаясь скорее как сервисные механизмы. И уж совершенно точно никто из них никогда не говорил и тем более не пел. Хотя бы потому, что у большинства были блокированы голосовые связки.