Древо миров
Шрифт:
Держа щит перед собой как большое блюдо, на котором между двух аквилонских львов огромной багряной каплей сверкало Сердце Аримана, Конан поднял взгляд на свою королеву, и в его синих глазах мелькнуло удивление, смешанное с восхищением и любовью. Король коснулся талисмана, и в глубине его вспыхнул холодный огонь. Кровавый луч потянулся к югу и пал на офирский рубеж, суля разор и поругание врагам аквилонцев. Войско взревело тысячами луженых глоток, ударили мечи по щитам, взвились боевые стяги, и армия Конана Великого двинулась на Ианту.
В тот день произошло первое сражение, и семилетний Конн принял в нем участие: он метнул копье, которое, пролетев расстояние в пятнадцать
Ему было десять лет, когда маги Белой Руки похитили его на охоте и увезли в мрачную Халогу. Отец, презрев опасности, в одиночку пустился в погоню и вызволил сына. Потом он двинул на Гиперборею войска, уничтожил колдовской орден и подчинил северную державу. К тому времени Офир, Коф, Аргос и Зингара уже признали власть Аквилонии. Спустя еще пять лет Великий Киммериец обрушился на Стигию, разбил ее войска, рассеял и перебил жрецов Змея Вечной Ночи. Конн сражался бок о бок с отцом, выказывая немалое мужество и, что было для короля более важным, полководческий дар — во главе отборных отрядов он первым ворвался за стены Луксура и возложил щит и меч на Трон Слоновой Кости.
Все сбылось, как задумал Конан Великий. Огромная Империя охватила почти все хайборийские земли: иные страны признали свою полную зависимость от Аквилонии, другие исправно платили дань. Сын киммерийского кузнеца, родившийся на бранном поле и бежавший из родных мест пятнадцати зим от роду, прошел путь, предначертанный богами, и поднялся на высшую ступень земной иерархии. Имя его гремело от Пустошей Пиктов до моря Вилайет и далее — до самого Восточного океана.
И лишь немногие знали, что прежде, чем задушить Нумедидеса на ступенях его собственного трона и воссесть на престол сильнейшей хайборийской державы, Конан-киммериец оставил свой след во многих землях: был вором и грабителем в Заморе, наемником в Зингаре, Туране, Немедии и Офире, следопытом в Боссонских топях, вождем запорожских мунган и свирепых афгулов, пиратом Амрой, чье имя наводило ужас на жителей побережья Западного океана, контрабандистом, возившим тайные грузы по морю Вилайет… Где и в качестве кого подвизался он еще, Конан, пожалуй, и сам затруднился бы вспомнить.
Скальды воспевали деяния Великого Киммерийца, но в их балладах он всегда был окружен романтическим ореолом чудесных подвигов, блистая броней и оружием под грохот битвы и приветственные крики сподвижников. Те же, кто дерзал распевать куплеты, порочившие королевское достоинство, лишались голов и иных частей тела под покровом ночи либо просто навсегда исчезали, не оставив о себе даже памяти среди родственников. Хотя сам король — варвар (и Конн знал сие доподлинно) не имел к подобным расправам ни малейшего отношения: в основном старались жрецы и судебные власти, блюдущие чистоту образа Великого Короля во славу и процветание государства Аквилонского.
Конн пригладил волосы и, последний раз бросив взгляд в глубины зеркального щита, отошел к огромному столу в центре залы. Стол был завален пергаментными свитками, книгами в сафьяновых, деревянных и медных обложках, вощеными дощечками, покрытыми мелкими буквами.
Молодой король наугад раскрыл ближайшую книгу, полистал пожелтевшие страницы и прочел: «В сверкающей Ианте, столице древнего Офира, блистал Великий Киммериец
Так описывал некий летописец Перристив Лумосский историю, слышанную Конном от отца в те нечастые вечера, когда Конан, попивая аргосское вино из серебряного кубка и вытянув ноги возле жарко пылающего камина, делился с принцем воспоминаниями о минувшем.
Он не утаивал того, что не предназначалось для чужих ушей, и Конн знал, что, прежде чем отец встретился с матерью, у него было множество женщин, из коих любил он лишь двух: пиратку Бэлит, Королеву Черного Побережья, погибшую на берегах реки Зархебы, и предводительницу разбойничьей шайки Карелу, прозванную Рыжим Ястребом, с которой враждовал и даже скрещивал оружие, но был пленен ее чарами. И все же лишь Зенобия, бывшая рабыня немедийского короля Тараска, полученная Конаном в качестве выкупа после победы над Немедией, стала той единственной женщиной, которую киммериец ждал всю жизнь и с которой обрел истинное счастье. Она стала Королевой, достойной своего великого супруга — преданной женой и нежной матерью…
Конн захлопнул книгу, в которой не было и десятой доли правды. Там не было крови, пота, страданий, предательства, несбывшихся ожиданий — не было жизни. Никто из покрывавших пергаментные страницы мелким каллиграфическим почерком, не осмеливался упомянуть о презрении, витавшем за спиной киммерийца, о косых взглядах, бросаемых украдкой теми, кто считал, что в жилах его течет голубая кровь, отличная от крови северного варвара. Враги в книгах выглядели жалко, сподвижники всегда были преданны, а подвиги свершались если не без усилий, то уж с достаточно предсказуемым финалом.
Конн порылся среди рукописей, отыскивая свиток в изысканном футляре сандалового дерева. Найдя, развернул и пробежал глазами то место, которое не давало ему покоя. Здесь говорилось о некоем городе Турне, построенном Конаном Великим в Озерном Краю Гандерланда лет тридцать тому назад. Город этот был создан искуснейшим мастером Афемидом и являл собою истинное совершенство архитектурного искусства. Некогда отец собирался перенести туда столицу Аквилонии, но по каким-то неясным причинам отказался от этого замысла. Ныне Турн пребывал в развалинах, считаясь местом заповедным, а многими — проклятым. Светлейший Обиус, Верховный Жрец Храма Митры, намекал в беседах, кои с недавних пор повадился вести с молодым королем, что знает многое, связанное с Северной Цитаделью, однако речи жреца были столь витиеваты и туманны, что Конн давно отчаялся извлечь из них что-либо ценное.
Не оправдал его надежды и аргосец Альфред, прибывший года три тому назад к тарантийскому двору, дабы собрать материалы, надобные для его труда, посвященного жизни и деяниям короля — варвара. Альфред, взявший себе прозвище Паж, некогда служил оруженосцем у короля Конана в Турне, а затем, удалившись на родину, задумал написать книгу, объемлющую все многочисленные подвиги его бывшего сюзерена.
Аргосец был радушно принят молодым королем и получил доступ во все тарантийские скриптории, еще не закрытые в то время по приказу Обиуса. Он уже собирался отбыть, когда Конн, пригласив пожилого летописца на ужин, пожелал узнать, что заставило отца покинуть прекрасный город в Озерном Краю и навсегда забыть о его существовании.