Дрейк
Шрифт:
– Какая встреча! – насмешливо процедил он. В тот же момент я почувствовала неприятное давление в области лба. Старается что-то прочитать, увидеть в моей голове? Черта с два! По спине пошел страх – чужой, пришедший со стороны, явно не мой собственный. Стало неприятно.
– Практикуй свои штучки на себе. Убери свои щупальца, – холодно отрезала я.
Он осклабился. Давление утихло, чужой страх тоже исчез. Казалось, моя чувствительность к его уловкам разозлила Регносцироса.
– Смотрю, ты уже ходишь с начальником по магазинам? Хорошо устроилась?
Я поджала губы. Значит, он был
– Завидуешь, что сам не был удостоен подобной чести?
Желваки на его челюсти напряглись.
– За дерзкие фразы приходится платить. Не сейчас, так позже.
– Вот именно. Не забывай об этом сам.
На секунду на его лице возникло удивленное выражение, тут же сменившееся яростью.
Не дожидаясь ответных едкостей, конца и края которым, как я полагала, не будет, просто обошла его и с гордо поднятой головой направилась дальше.
Чего тявкать в подворотне, как две собачки? Вот придет время, тогда и разберемся.
Храбрилась я, конечно, под вымышленным щитом, надеясь, что злой взгляд, жгущий спину, не сумеет разглядеть свернувшийся змеей в районе желудка страх.
Утренний свет заливал белесые стены кабинета. Небольшая, квадратная комната: несколько столов и доска на стене.
Дрейк стоял у окна, спиной ко входу, говорил с кем-то по телефону. На звук открывшейся двери повернулся, приветственно кивнул и на мгновенье застыл, окинув меня с ног до головы долгим, изучающим взглядом. Разговора, впрочем, не прервал.
– Да, делайте согласно первоначально принятому плану. Никаких личных изменений без моего участия.
Глаза начальника медленно оценили все, во что я так тщательно упаковалась с утра, после чего в них промелькнуло одобрение. Затем, сосредоточившись на разговоре, он снова отвернулся к окну, а я улыбнулась.
Ему понравился наряд, и он не обижается на бессловесный утренний уход, а это самое главное. На душе потеплело. Стычка в коридоре с Баалом была почти забыта, настроение улучшилось. Слушая разговор на непонятную мне тему, я расположилась за столом, поставила сумочку рядом на стул, неторопливо осмотрела класс, в конце концов остановившись глазами на знакомой, обтянутой серебристой формой спине.
Как же все привычно и знакомо. Уроки, голос, повадки, тишина в классе, новая информация. И когда я успела соскучиться по занятиям? И по тому, кто их ведет…
Плечи Дрейка шелохнулись – начальник переступил с ноги на ногу.
Почему же именно с этим человеком мне так спокойно и комфортно?
За недолгую жизнь в Нордейле стало ясно, что слово Комиссия наводило на других священный ужас. Панику, вплоть до онемения и шока. О людях, работающих в этом здании, не хотели даже упоминать, не говоря уже о том, чтобы однажды увидеть рядом. Не полиция, не армия, не шпионы – они были для местного населения чем-то другим, неуловимым и более зловещим, словно призраки с карающим мечом в руках, возникающие из небытия и туда же уходящие. Никто не знал, по каким критериям люди в серебристой форме отбирали ситуации, в которые следует вмешиваться. Ни статистика, ни сбор данных отдельными индивидами, насколько я поняла, так и не смогли дать вразумительного ответа на этот вопрос. Что-то наподобие нашего ФСБ? Навряд ли… Организация под названием «Комиссия», по-видимому, была более могущественной и менее логичной.
Оглядывая стены кабинета, я думала о том, как много оставалось для меня за кадром. Находясь в самой гуще муравейника, я владела лишь крохами информации и чувствовала себя слепцом, взявшимся за хвост слона и по нему пытающимся определить подвид животного и философию целого мира. Нет, рановато. Не выйдет.
Когда Дрейк завершил разговор и обернулся ко мне, я как раз думала о том, что если бы служащие ФСБ в моем мире имели привычку возникать из воздуха в самый неожиданный момент и не в самом подходящем месте, то мы бы тоже не испытывали по отношению к ним приятных чувств. Поэтому отчасти негативная реакция местного населения была понятна. Но откровенный страх? С чего?
– Глубоко в мыслях, – наблюдая за мной, констатировал Дрейк и убрал телефон в карман. – О чем размышляешь?
– О Комиссии.
– Интересная тема, всегда есть над чем подумать.
– Почему вас боятся, Дрейк? Судя по обрывкам разговоров, Комиссия не самый справедливый орган.
– Люди всегда бояться того, о чем не знают. Недостаток информации порождает страх, так устроен человек. И именно об этом и будет сегодняшняя лекция.
«А теперь будут слайды, – совершенно некстати вспомнилась фраза из старого анекдота».
И еще почему-то показалось, что Дрейк не настроен говорить о справедливости или ее отсутствии со стороны Комиссии, уж слишком быстро свернулась затронутая вскользь тема. Но этому тут же последовало объяснение:
– Бернарда, сегодня последнее теоретическое занятие. Тема не простая, поэтому отвлекаться на другое пока времени нет.
– Да, конечно.
Последнее теоретическое занятие? Неужели все? А что потом? Практика, сразу же работа? На душе стало тревожно. Как будто стены любимого пряничного домика, долгое время служившего укрытием от бед и непогоды, рассохлись и окутались сетью трещин.
– Что значит последнее теоретическое занятие?
Дрейк зачем-то протер и без того чистую доску и повернулся ко мне.
– Это значит, что все то, что тебе было объяснено во время теоретических занятий, ты будешь помнить и постоянно практиковать, в то время как мы перейдем к большим объемам материала для наработки навыков. Так же ты начнешь непосредственно участвовать в заданиях со своей командой, лучше со всеми познакомишься, поймешь, что именно они будут требовать от тебя.
– Ясно.
Тон объяснений вновь стал сухим, что означало, что занятие началось. В такие моменты Дрейк редко выказывал какие-либо чувства кроме деловитости. Очень хотелось по-детски пожаловаться ему, что мне совсем не хочется «получше узнавать» Баала, но почему-то казалось, что вероятность того ответа, который бы меня устроил, стремилась к нулю. Поэтому я промолчала. Учитель на то и учитель, чтобы видеть и знать больше ученика и всегда иметь одному ему ведомое мнение по всем вопросам.
Заскрипел по доске мел. Стукнул, поставив в конце слова «Осознание» точку. Положив его на небольшой выступ, Дрейк отряхнул пальцы, повернулся и спросил: