Дропкат реальности, или пособие для начинающего шулера
Шрифт:
Угли в камине, словно соглашаясь со словами императора, начали потухать.
На следующий день Илас и Вассария, а так же великий инквизитор прибыли на личную аудиенцию к императору. Ваурий отмахнулся от приветственных этикетных расшаркиваний семейства Антеров, как от набившего оскомину ритуала. Монарх лишь удовлетворенно хмыкнул, скользнув взглядом по брачным подвескам молодожёнов. 'Шустер, ой шустер… поболее отца даже, — мелькнула мысль у владыки, — а артефакт и вправду с того света может вернуть, залечивая раны моментально. Вон, уже какой свежий и здоровый
— Я долго думал над вашими вчерашними словами… о знаниях и оружии, в которые эти знания можно превратить… До этой свечи по всей империи мои люди отбирали тех, кто обладает сильным даром. Кого-то отдавали инквизиции, невиных — иногда отпускали. Но одна мысль всю ночь не давала мне покоя: эти магики — они действуют, чаще полагаясь на интуицию, они — одиночки. А что будет, если взяться за их обучение? С младых ногтей? Всерадетель до этого додумался же, — при этих словах Ваурий совершенно не по — императорски крякнул, — но дабы не гоняться за дарованиями по всей империи… Подумалось предложить для таких отроков альтернативу — либо занимаешься магией и служишь на благо отечеству… либо… еретичество — в него народ верит истово.
— И как вы собираетесь организовать обучение сих чад? — Васса не удержалась — таки
— Не я, а Вы, мои дорогие. Раз ввязались в игры со всерадателем, у вас теперь два выхода: или стать силой, с которой ему придется считаться, или пойти на дно. Директор первой в империи школы чародейства, — тут Ваурий кивнул на инквизитора, — будет хоганову дланнику костью поперек горла. А у меня убавиться головной боли.
Великий инквизитор был просто 'счастлив' от свалившейся на него должности. Глянув на свою невестку и сына, и поняв, кого стоит благодарить за сей подарок судьбы, он ласково осведомился.
— А кто будет мне помогать на сим нелегком поприще?
— А вот эти двое и будут, — монарх бесцеремонно поочередно ткнул пальцем в молодожёнов.
Антер — старший почувствовал себя частично отомщенным.
— Простите, ваше величество У меня два вопроса, — Эрден был сама вежливость и серьезность, — а как же то, что мы… не маги? Да и отношение к чародейству в империи, мягко говоря, отрицательное.
— То что не маги — сами виноваты. Не противились бы козням всерадетеля, мирно полегли бы в ближайшей канаве, прикрывшись лапником, и проблем бы со школой не знали…. Найдите себе разбирающихся в волшбе, пусть они и обучают дарований, а ваша задача — сделать так, чтобы десница не убил (во всех смыслах этого слова) данное начинание. А на второй вопрос: глашатаи уже объявили, что с тех, кто обнародует свой дар и придет в школу на обучение, явив тем самым готовность положить жизнь и способности на защиту отечества, снимается обвинение в чернокнижии. Им не будет грозить костер, как и иные инквизиторские репрессии.
Васса про себя хмыкнула: 'Хороша альтернатива, либо костер и дыба, либо служение целям великой империи' — но вслух, разумеется, ничего не сказала.
На этом Ваурий посчитал, что беседа закончена, и поднялся из кресла,
— Простите, а можно просьбу? — подала голос девушка. Вскинутая бровь Ваурия была воспринята лицедейкой как знак продолжить.
— Место для школы… может быть, всерадетель проявит свою лояльность и в знак одобрения задуманному вами отдаст обитель святой Баяны? Благочестивое место не даст греховодить одаренным отрокам.
ѓ Что же, весьма разумное предложение. Пусть будет обитель святой Баяны. — император кивнул сам себе, словно соглашаясь со сказанным и продолжил: — Официальная же церемония, на которой будет объявлено об учреждении школы и назначено ее руководство состоится через два дня.
После этой фразы, не дожидаясь ответа монарх развернулся и покинул комнату.
— И во что мы ввязались? — подытожил Эрден.
— Похоже, это на всю жизнь, — Вассария была с ним солидарна.
Но аудиенция на этом не закончилась. Дверь приоткрылась, явив охранника, а следом за ним Иласа и Леша.
Пацан имел вид крайне помятый и фингаловатый, но держался бойцовским воробьем. Илас же был похож на человека, который завтракает, обедает и ужинает исключительно уксусом. Но все это ровно до того мига, как вошедшие увидели новоиспеченных супругов.
Леш засиял не хуже злотого, кинувшись с объятьями. Блондин же придирчиво осмотрел Эрдена, и увидев у того на груди брачную подвеску, перевел взгляд на Вассу.
— Успел-таки, засранец…, — комментарий тихий, скорее для порядку, но дознаватель услышал и широко улыбнулся.
Пока мужчины играли в гляделки, Леш с упоением рассказывал Вассе историю своего чудесного спасения: он просто сообразил, что ему под силу создать броню из железа от пола до потолка. Это юный магик и сделал.
Илас сверлил Эрдена взглядом долго и основательно, но, наконец, оторвался от этого занятия под настойчивые требования Вассы поведать о том, как же он спасся.
Рассказ блондина получился до безобразия скупым.
— А у меня для вас радостная новость.
Леш замер, не иначе в ожидании чуда. Илас, убедившийся на собственной шкуре, что значение слова 'радость' судьба трактует как-то иначе, нежели обычные смертные привыкли думать, приготовился к очередной пакости жизни.
— Вы, вместе с нами, отныне деканы в школе чародейства.
Новоявленные деканы были рады известию, как зайцы половодью: только что не кинулись топиться от счастья.
Спустя два дня состоялась та самая злополучная церемония. На великого инквизитора, борца с ересью, было возложено воспитание юных магических дарований. Всерадетель скрипел зубами и плевался ядом. Хоганова десница постоянно почесывался, глаза дланника слезились гноем, но к этому его состоянию придворные за последние несколько седьмиц уже привыкли и просто старались держаться в отдалении.
После того, как официальная часть приема была закончена, Васса с Эрденом на правах влюбленных молодоженов поспешили удалиться. Илас, решивший под предлогом сопроводить молодых супругов до кареты, тоже улизнул. Леш остался в компании угрюмого инквизитора.
— Ну, пошли, что ли? — невесело протянул великий и ужасный.
Пацан лишь кивнул, соглашаясь. Оставаться в резиденции ему совершенно не хотелось. Он чувствовал здесь себя как диковинный зверек, выставленный на потеху толпе: все глазеют, обсуждают, только что не тычут пальцем.