Дровосек
Шрифт:
Теперь происходило все наоборот. Булай не делал ничего для установления с ней близких отношений. Ей было даже немного обидно, что она, во всех отношениях привлекательная женщина, нисколько его не интересует. Ведь она уже понимала, что он не был ни тупым, ни бесчувственным человеком. С тайной досадой Светлана подумала, что его сердце занято другой. Может быть – женой.
«Макдональдс» оказался детским раем, потому что в нем веселилось множество карапузов. Владельцы заведения верно рассчитали, что неподалеку от него находится парк с детскими площадками. Они украсили ресторан героями сказок, установили большой телевизор, в котором Том бесконечно гнался за Джерри, поставили коробки с бесплатными свистелками, и детвора потянулась сюда, увлекая заодно и родителей.
Они сидели и пили кофе, пока Лиза, тут же обнаружившая знакомых и убежавшая за соседний столик, веселилась с
Данила мягко улыбался, поглядывая на дочку, потом переводил взгляд на Светлану, и улыбка у него приобретала какой-то другой, заговорщицкий оттенок. Как будто он понимал, что творится у нее в душе, но не хотел об этом заговаривать. А она вспоминала Леонида и мысленно ставила его рядом с Булаем. Совсем разные люди. Муж – высокий, слегка грузноватый. Лицо значительное, со следами привлекательности. Усмешка добрая, немного ироничная. Знает себе цену. Правда, лебезит перед начальством. Это ее всегда отталкивало. Но как личность – более впечатляющий. А Данила внешне проигрывает. Но что-то в нем притягивает. Что? «Железный он внутри. Приучился себя постоянно в руках держать. Душа в клетке сидит, а ведь живой человек. Вот откуда в нем боль, вот оно что. Если бы выпустить его душу на свободу – многое бы рассказал, ох, многое, совершенно ясно», – подумала она и, положив свою горячую руку ему на запястье, неожиданно для себя произнесла:
– Приходите сегодня ко мне на чай. Побудем вдвоем, без посторонних. Я думаю, нам есть о чем поговорить.
В глазах Данилы мелькнула какая-то тень, но он благодарно кивнул головой.
Потом, пока было свободное до его прихода время, Светлана лежала в горячей ванне и думала о происходящем. Она отдавала себе отчет в том, что ведет себя совсем не так, как должна бы вести, по всему своему разумению. Никогда в жизни она не приглашала к себе мужчину, никогда в жизни не брала инициативу в свои руки. Более того, вспоминая свое поведение с Данилой, она видела себя со стороны – будто какая-то другая женщина действует на ее месте, говорит ее голосом, будто в этой женщине возникают незнакомые ей, Светлане, чувства. С каким-то затаенным страхом она ожидала прихода Данилы. Прекрасно сознавая, что придуманный ею для себя самой предлог – совсем не главное в приглашении. Конечно, будет разговор о вреде алкоголя, но подсознательно она ждет других, более важных слов. Будто уже существует между ними незримое единое пространство, в которое они должны вместе шагнуть с противоположных сторон. Будто начал раскрываться в ее душе какой-то нежный бутон, долгое время пребывавший в свернутом состоянии. И это движение пробуждало в ней сладкую боль, боязнь, стеснение и порыв в безоглядность.
…Светлана не знала, что такое бывает в природе. Оказывается, тридцать семь лет на свете существовала лишь часть ее личности, даже и не подозревавшая, что для полного превращения в целое нужен еще кто-то. Этот кто-то пришел так просто, как просто пробивается из-под земли родник. Ей всегда казалось, что первый миг близости с любимым должен быть безоглядным и безумным, лишающим разума. Ведь это – целая эпоха в жизни женщины. Так оно и было. Данила достал из кармана золотую цепочку с крестиком, повесил Светлане на шею и стал целовать ей лицо, плечи, грудь… Она почувствовала, что у нее пересыхают губы, свело судорогой низ живота. Что-то неизведанное, будто из глубины веков, пришло в ее разум и стало руководить им. Светлана отстранилась от Данилы на секунду.
– Подожди, – прошептала она и стала расстегивать на нем рубашку. – Покажи, где поцеловать.
Данила указал пальцем на ключицу, и она впилась в его кожу, ощущая животное желание вобрать его в себя. Данила издал хриплый стон и в одно мгновение сорвал с нее одежду. Дальнейшее было полетом, далеко от земли…
Когда Данила на рассвете ушел, Светлана приняла душ, легла в постель и стала думать о происшедшем. Нечасто случалось так, что мысли в ее голове путались. Она была системно организована, но сейчас что-то случилось с ее организованностью, в голове и в душе царил хаос. «Что я сделала? Хорошо это или плохо? Кому я изменила – себе или мужу? Но ведь мужу я не нужна, а я живой человек, значит – это не в счет. Не в счет? Если он узнает, тогда ты увидишь, как это не в счет. Он… Ты его боишься или своей совести? Нет, ничего не боюсь. Совесть – что это такое, когда приходит любовь? Но ведь ты всю жизнь прожила по совести, что с тобою случилось? А свои принципы ты предала или нет? Ты бы одобрила такое поведение будущей жены своего сына? Что бы ты ему сказала? А Данила – он же весь измученный, он же так открылся, что душа за него стонет. Я же для него опора и надежда, никто его кроме меня
Наконец она забылась, унося с собой в сон смешанное чувство вины перед всем светом и счастливое ощущение грядущей любви.
Через три месяца командировка Светланы закончилась, и она улетала в Москву. Складывая чемодан у себя в квартире, она пыталась представить себе встречу с мужем, и это давалось ей нелегко. С одной стороны, все просто: физической близости между ними нет, и не нужно будет перешагивать через себя, притворяться соскучившейся и отдавать ему свое тепло. Но помимо физической близости существовал еще и налаженный семейный дуэт, в котором все было чисто и прилично, а теперь все это разрушилось. В душе у нее царил Данила, и, будучи натурой цельной, она не хотела представлять на его месте никого, даже мужа.
Светлана ощущала, что ее встреча с Данилой не была случайностью. Был ли это рок, провидение, игра мистических сил, она не знала. Она знала лишь, что этот подарок судьбы относится к разряду чудес. Ее взаимопонимание с Данилой быстро углубилось до неизвестных ей ранее пределов. Она без труда читала то, что происходит в нем, а он будто локатором воспринимал движения ее души.
Ближе к ее отъезду они стали бывать на природе. Убедившись, что за ним нет «хвоста», Булай подхватывал Светлану в городе, и они уезжали в леса, которые уже готовились к пробуждению. На деревьях набухали почки, громко кричали птицы, и царило блаженство набирающей силы новой жизни. Они останавливали машину где-нибудь на далекой лесной стоянке, перебирались на заднее сиденье. Светлана клала голову на плечо Даниле, и они могли сидеть так часами, углубившись в себя и в медленное дыхание окружавшей их весны. Теперь она знала, что такое блаженство, и это блаженство было связано с новым, счастливым восприятием всего окружающего, в центре которого стоял Данила.
В силу существовавших в посольстве условностей, Данила не мог поехать в аэропорт провожать ее. Это должен был сделать Пилюгин. Поэтому они прощались на рассвете, за несколько часов до отлета Светланы.
Казалось, Данила никогда не сможет оторваться от нее. Он мучил и мучил ее своей любовью, доставляя ей наслаждение и выматывая из нее последние силы. Он умел любить, и теперь Светлана знала, что это главный признак мужской личности. Тот, кто умеет любить, сможет и все остальное.
Потом она целовала его плечи и, смеясь, спрашивала:
– Ты ведь не забудешь меня, Данила, не забудешь?
Он не хотел отвечать шуткой. В голове его давно уже зародилась мысль, которую он хотел сказать ей, но из обычной своей сдержанности не спешил. Точно так же, как и у Светланы, у него происходил в душе переворот. Он знал, что в его судьбу вступает новая, по сути, вторая женщина. И ее появление будет иметь большие последствия.
– Я приеду в июле. Скорее всего, в отпуск, потому что, наверное, мне продлят командировку еще на год. Мы проведем его вместе, и я думаю, многое тогда определится. А пока я хочу тебе сказать, что буду каждый день разговаривать с тобой моим сердцем и говорить тебе самые нежные слова, какие только умею.
Светлана чувствовала себя наполненной счастьем, и будущее казалось ей легким и определенным.
Никто из них не мог знать, что грядущие события резко перечеркнут их планы. Отпуска у Булая не состоится, а на Родину он попадет совсем при других обстоятельствах.
Глава 14
1988 год. И все-таки мы разные
Грянул траурный марш. Над затихшими улицами Окоянова поплыли скорбные звуки прощания с еще одним его жителем. Толпа молчаливых людей потянулась за гробом, который несли на белых перевязях четыре молодых человека. Редкий июньский дождь покрапывал на лица людей, прибивал придорожную пыль.