Дровосек
Шрифт:
На этот раз «Столбов» ехал на виллу, чтобы принять участие в решающей схватке. У него не было другого выхода. Его перевербовали полгода назад по наводке Воронника.
Восстановив из обрезков секретный документ, контрразведка вычислила узкий круг лиц, имевших к нему отношение. Затем были взяты под контроль увольнительные этих военнослужащих за пределы расположения воинских частей, и сделан запрос в БФФ о поездках Булая за пределы Бонна. Немецкая контрразведка контролировала в режиме постоянного наблюдения все дороги, пересекающие черту города, и вскоре сообщила партнерам даты, по которым автомашина с Булаем и Корнеевым уходила куда-то на юг зоны свободного передвижения дипломатов. Сопоставление показало, что в эти же дни навстречу им уходил из Висбадена джип Коллеты. Обставив Рико по месту службы, контрразведчики
Во время вербовочной беседы Рико крутился, как уж на вилах, но факт своих контактов с русскими вынужден был признать. Однако он врал, что познакомился с Булаем совсем недавно и не успел передать ему ничего существенного. Контрразведчики не могли себе и представить, что волею случая американец передал русским самое главное – кусок композита для брони, которая только что пошла на оснащение новых танков. Ему было дано задание продолжить сотрудничество, но теперь уже под контролем спецслужб. Рико обнаглел и потребовал, чтобы деньги, получаемые от Булая, шли в его карман. Контрразведчики повеселились и дали согласие. Тут Рико загорелся желанием смыть свой позор и появился в советском посольстве. Однако прежнего режима встреч не получалось. Вместо того чтобы продолжить работу как прежде, русские потащили его в Восточный Берлин. Кураторы из ЦРУ и военной контрразведки понимали, что одним из вариантов поездки туда может быть проверка на полиграфе, и проинструктировали «Столбова» под любым предлогом от проверки уходить. Он не был натаскан на такой вид испытаний.
В первый раз Рико сумел отговориться. Теперь, тремя месяцами позже, он ехал на ту же виллу, основательно подготовленный специалистами из ЦРУ, знавшими советские методики. За эти месяцы он столько времени просидел за полиграфом, что мог бы составить конкуренцию матерому профессионалу.
Правда, начался его приезд в Восточный Берлин совсем не так, как это было в прошлый раз. Когда после вступления в контакт Булай посадил Рико в грязные «Жигули» бывшего бежевого цвета, и без того предельно напряженной его душой овладел ужас. За рулем сидел небритый человек с пронзительным взглядом черных глаз и прилипшей к губам садистской улыбкой. Лицо его было словно подобрано из фильмов о нравах сицилийской мафии. В салоне машины стояла вонь, валялся какой-то мусор, обрывки веревки и чей-то стоптанный башмак, а на заднем сиденье просматривались плохо смытые следы крови. В мозгу Рико замелькали кадры из шпионских боевиков с беспощадными киллерами КГБ, и он понял, что проверка на полиграфе не состоится. Его игра разгадана. За рулем сидит палач, а машина предназначена для того, чтобы утопить ее вместе с ним где-нибудь в болоте.
Страх вошел в живот и перегнул Рико пополам. Майор скрючился, обхватив себя руками и пытаясь обрести над собой контроль.
– Что с тобой, Рико, – спросил Данила, – тебе плохо?
– Я ничего не ел, у меня спазм желудка, – едва произнося слова, просипел Коллета.
Данила внутренне усмехнулся. Кажется, сидевший за рулем Виктор Чеболков слегка перегнул палку в подготовке объекта к проверке. Тот сделал под себя. Ну что ж, зато оператору полиграфа будет легче с ним разбираться.
Рико почувствовал себя почти счастливым, когда вместо лесного болота его подвезли к уже знакомой вилле. Там его ждал оператор-психолог Сергей Никонов, с которым пришлось познакомиться еще в прошлый раз. После небольшого вступительного разговора, во время которого «Столбов» снова отказался принимать какие-либо напитки, он сел за полиграф. Сергей прикрепил к его телу несколько датчиков, настроил портативный аппарат и дал команду готовности. Затем нажал пуск, и из аппарата стала выходить широкая бумажная лента, расчерченная таблицами. Несколько длинных и тонких, как ноги паука, писцов регистрировали на ней реакции Рико. Соответственно инструктажу, он должен был на все вопросы отвечать односложно: «да» или «нет». Прежде чем задать первый вопрос, Сергей кивком головы указал Даниле на американца. Тот сидел в кресле, закрыв глаза, сжав зубы и предельно напрягшись. На лице его уже начал выступать пот.
Работа заняла два часа. Два часа вопросов и ответов без перерыва, с редкими отвлечениями на выяснение недоразумений. Как потом рассказал Сергей, он с самого
Когда проверка закончилась, они сели втроем за стол, и Сергей стал протаскивать по столу несколько десятков метров ленты, отмечая наиболее острые моменты. При этом разговор шел начистоту.
– Вот смотри, Рико. Наш вопрос: «Вы знаете о работе спецслужб?» Твой ответ: «Нет».
Самописец делает странные зигзаги. Знаешь почему? Потому что ты симулируешь отвлечение от сути вопроса. Ты, наверное, заставлял себя думать о труположстве и испытывал при этом сильное отвращение. Но все равно, это ненормальная реакция. Нормальная реакция, когда самописец почти спокоен. Ты знал о приближении контрольного вопроса и подготовился к нему. Тебя обучили этой методике, да? А вот появилась новая методика, которую ты не знал. Что происходит? На тот же самый вопрос самописец заскочил за границу нормы. Это говорит о том, что ты соврал, говоря «нет». То же самое и с вопросом о сотрудничестве с ЦРУ. Из этого я делаю вывод о том, что тебя инструктировали сотрудники ЦРУ, которые имели на вооружении наши старые методики. А методики меняются, потому что они постоянно уплывают на другую сторону.
Излагая Рико анализ проверки, Сергей намеренно завышал чисто технические результаты обследования. Самописец мог зашкалить и по другим причинам на его вопросах. Полиграф не дает однозначного указания на обман. Но, будучи опытным психологом, Никонов сложил всю сумму поведения Рико с момента его появления на вилле и пришел к убеждению, что это подготовленный двойник. Сейчас он давил на агента по максимуму, потому что самый эффективный результат проверки на полиграфе получается тогда, когда объект сам подтверждает вывод оператора.
Рико был слишком неискушен в таких играх. Он понял, что дело его плохо, и решил упираться до последнего.
– Не знаю никаких таких ваших стрелок, – нагло заявил он, – я говорил правду и только правду, клянусь на Библии, мать мою так.
– Ты настаиваешь на этом, Рико? – спросил Булай.
– Буду я еще врать, факен шит. Мне жизнь дороже.
– Ну что ж, каждый выбирает свой путь сам.
Данила набрал двухзначный номер по внутреннему телефону, и через минуту входная дверь виллы открылась. В проеме стоял Виктор Чеболков, все такой же страшный, как и утром. Его лицо перекосила гнусная усмешка, в жгучих черных глазах читалась жажда крови, а за спиной у него маячили два прапорщика с автоматами.
Рико не знал, что спросил у Данилы этот мафиози, но утренний кошмар становился явью. Теперь он понял, что его ликвидация – совсем не шутка, и свод вонючего болота скоро сомкнется над его незадачливой головой, выплевывая пузыри сероводорода.
Рико выкрикнул единственное, что он знал по-русски: «Здравствуй, товарищ» – и, схватив Данилу за руку, продолжал по-английски, указывая на Чеболкова:
– Пусть он уйдет, факен шит, пусть он уйдет…
Когда дверь за Чеболковым захлопнулась, Рико шлепнулся на диван и попросил виски. Отпил из стакана и тихо выругался.
– Угораздило же меня с моей сучкой залезть в это дерьмо. Теперь только осталось выбирать, кто выпустит мне кишки: ЦРУ или ваша контора. Они пришли ко мне летом, после того, как я передал тебе через тайник ту рыжую железяку. Как они узнали обо мне, я не знаю. Наверное, кто-то меня сдал, вашу мать. Это у вас есть крот, который меня сдал. Я не прокалывался, трахни меня гром, я себе не враг. Я все делал чисто, слово танкиста. У вас есть крот, он меня и сдал. А что мне оставалось делать, мать твою, когда они перечислили всю последнюю поставку документов? Напустить в штаны, что ли? Вот я и напустил, чтоб меня. Но не все сказал этим свиньям, не такой я идиот, как кажусь. Сказал, что только полгода работаю, да, полгода, мать твою.