Друг-апрель
Шрифт:
Аксён выбрался из кресла и поспешил на место встречи, к поликлинике. Дядя Гиляй уже ждал его на остановке. Сидел нога на ногу, курил. Лицо уже было нормальное, благости никакой.
Выглядел довольно. Даже очень.
– Ну что? – спросил дядя издалека.
– Ничего, – равнодушно ответил Аксён. – Погода хорошая.
– Это точно… Послушай, Иван, тут есть где-нибудь спокойное местечко? Чтобы народу поменьше? Полтора человека примерно. Нет, лучше, чтобы вообще никого.
– Есть, – сказал Аксён. – И даже по пути.
– Пешком? Ну, можно и пешком…
– Тут рядом, километра два.
– Ну, сейчас пойдем. Через два притопа.
Аксён повел. Он все ждал, что дядя начнет расспрашивать: как там на улице Набережной дела, покрашены ли заборы, есть ли вода в колонках и вообще. Но дядя молчал. Тогда Аксён спросил сам:
– Дядя Гиляй, а для чего это вы все придумали?
– Что именно?
– Ну, весь этот маскарад? Непонятно совсем…
– Видишь ли… – Дядя Гиляй почесал сигариллой подбородок. – Я пообещал… В некие времена… далекие, отстоящие от наших изрядно… Давно, короче. Так вот, давно…
Дядя Гиляй с удовольствием закурил и сказал:
– Я человек не очень… скажем так, добродетельный и периодически вступаю в конфликт с нормами общепринятой морали… Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Ну да, в общих чертах…
– Догадливость – проклятье нашей семьи, – Гиляй выпустил дым через ноздри. – Жизнь – она требует равновесия… хотя бы относительного. Путем длительных экспериментов на самом себе я выяснил: каждые восемь средних злодеяний должны уравновешиваться по крайней мере двумя добрыми делами. Иначе – кирдык, все разваливается, поверь моему опыту… И вот это… ну, пузыри, сигаретки – это, типа, мое покаяние…
– А материализация?
– Материализация – всегда впечатляет, – изрек дядя Гиляй. – Неокрепшие умы трепещут, как липа на ветру… И вообще красиво. – Дядя вздохнул: – Это искусство немногих, эзотерика души…
Он взмахнул рукой, щелкнул пальцами, прямо из воздуха просыпались конфеты.
Аксён умудрился поймать все. Тот же самый «мишка» скучает на Севере.
– Цирковно-приходское училище, – прокомментировал дядя, – два курса, между прочим, вольтижер второго разряда, слесарь-дефектолог… Изгнан происками врагов…
Дядя Гиляй снова щелкнул пальцами, и чудесным и опять неуловимым образом в его руке возникла плоская бутылочка с коньяком. Аксён подумал, что дядя на самом деле мастер, возможно, даже не третьего разряда, а вполне и выше – ловко щелкает.
– Дорогой мой Ваня. – Дядя Гиляй с мясом содрал с бутылки пробку. – Дорогой мой Ваня… Всегда надо бежать скорее поезда… Искушение сильнее меня, не могу смотреть на страдания народа…
Гиляй приставился к бутылке, в четыре глотка ее осушил, после чего сказал:
– Идем дальше. Туда, в пампасы…
По пути они еще один раз останавливались, и дядя Гиляй еще раз материализовывал коньяк.
– Расширяет сосуды, полезно для релаксации. Народ так всегда делает.
Аксён ничего не сказал, с материализацией было все ясно.
Тропинка растроилась, Аксён двинул по правой. Скоро лес измельчал и сошел до невысоких, ниже человеческого роста, кустов неопределенной породы.
Аксён остановился. Дядя Гиляй тоже.
– Я что-то не пойму, – он сморщил нос, – не пойму… Это от меня воняет или вообще, Вселенная?
– Вообще. Тут отстойники городские, они и воняют.
– Вселенная тоже воняет, можешь мне поверить…
– Там не может вонять, там нет воздуха.
– Там, – дядя Гиляй указал в небо, – там есть воздух. Просто он сильно разрежен, но он есть. Молекулы летают между мирами, к нам тоже залетают. Поэтому любая собака, даже ваша Жужжа, чувствует, как воняет космос. Вот ты думаешь, почему псы воют на Луну? Они чувствуют, как она воняет. Она страшно воняет. Эта вонь… – Дядя обвел руками кусты. – А эта вонь в сто раз лучше вони Вселенной. Я тебе это как эксперт заявляю, а я уж толк знаю, какой только вони я не наслушался…
– Это отстойники.
– Отстойники?
– Ну да. Канализацию сюда свозят со всего города… Вот тут, прямо за кустами.
Гиляй почесал лохматую черную шевелюру, она слезла. Парик. В лучах заката. А вместо носа торчит лопата. Почему не снял вместе с парашютом, так было бы лучше?
– Отстойники – это то, что надо, вряд ли кто-то сюда полезет. Эти точно не полезут…
– Кто?
– Точно не понял. Судя по пиджакам, иеговисты. Боевая дружина преподобного Джонатана Кроу…
Дядя Гиляй стал вытряхивать остатки конфет и пузырьков. И того и другого было много, Гиляй собирал припасы в кучки, умудряясь при этом пересчитывать количество.
– И зачем все это было? – с недоумением спросил Аксён. – Раздали море конфет, пузырьки какие-то… Ничего людям не сказали. Что в пузырьках?
– Китайский бальзам. Просроченный, взял в Вологде почти даром.
– Для чего?
– Психология, Иван, психология. Наш народ обожает халяву. Хорошие конфеты, лекарства, кольца с загогулинами. В следующую субботу я устрою небольшое собрание для своих верных последователей, и мы вместе впадем в медитацию, выйдем в астрал… Может быть.
Дядя замолчал и уставился в заросли.
– Что? – спросил Аксён.
Дядя засуетился.
– Да не волнуйтесь, – успокоил Аксён, – не переживайте, сюда никто почти не приходит…
– Беги! – пискнул вдруг дядя.
– Куда? – не понял Аксён.
– Туда!
На лице у дяди возникло паническое выражение, Аксён не стал ждать появления боевой дружины иеговистов, нырнул в кусты. Он прополз на коленях метров пятьдесят, резко перебежал в сторону, сполз в подвернувшуюся канавку и замер.
– Ну! – заревел невидимый уже дядя. – Давай, подходи! Подходи, мордатый!