Друг-апрель
Шрифт:
Боится Никольского, Чугун его напугал. Рассказал однажды, что прадедушка был психом, и добавил, что психозные гены всегда передаются самым младшим. Самым младшим, сказал Чугун, всегда достается наиболее тухлый набор хромосом, с таким набором далеко не уедешь, к двадцати годам – в Никольское, лечиться электричеством – а-а-а!
– Тюлька! – позвал Аксён в окно. – Что с дядькой-то?
– В парашют переоделся и в колодце топиться хочет.
– В колодце?
– Ага.
– Это он зря. Как мы его потом доставать будем?
Тюлька задумался.
– Чугуна к веревке привяжем и забросим! – хихикнул он. – А он его уцепит!
Тюлька засмеялся, видимо, представил. А потом резко замолчал и спросил:
– А какое сегодня число?
– Такое, – ответил Аксён. – Зачем спрашиваешь, если и так знаешь?
Он поглядел на календарь.
– Наверное, погода… – Тюлька вздохнул.
– Что – погода?
– Нелетчицкая. Наверное, там погода нелетчицкая. Они же оттуда самолетом, наверное, полетят…
– Это точно.
Аксён выбрался из дома, умылся. Покурил, хотя и не хотелось. Но покурил, так, непонятно для чего. Выглянул во двор.
Возле колодца раскачивалась необычная фигура. Красная. Бесформенная. Дурацкая совершенно.
– Можно лебедку сделать, – сбоку вынырнул Тюлька. – Я тут прикинул…
– Что? – не понял Аксён.
– Лебедку. Ну, если дядя все-таки утопится, то можно будет его достать лебедкой…
Тюлька пустился с увлечением рассказывать, как лучше извлечь дохлого дядю из колодца, указывая на то, что затягивать с этим не стоит – дядя может здорово распухнуть и отяжелеть, и тогда возникнут трудности. А лебедку можно снять с «газона», который валяется в лесу, петлю зацепить за ногу и смело тянуть…
Дядя Гиляй сначала не обращал внимания, затем повернулся.
– Ты что это, Вячеслав? – спросил он писклявым голосом. – Зачем меня в колодец хочешь?
Тюлька замолчал, покраснел и прыснул в сторону.
– Так вот, – усмехнулся Гиляй. – Родного… родственника в колодец. Вот поколение, воистину ничего святого…
Дядя вытер пот и стащил с головы разноцветную шапочку, и вдруг оказалось, что у дяди густая черная шевелюра почти до плеч.
– Ого… – Аксён покачал головой.
– За ночь отросли, – пояснил дядя Гиляй. – Такое со мной иногда случается…
Он вытряхнул из комбинезона жестяную коробочку, извлек из нее толстую сигариллу.
– Ну и как тебе мой кустюм? – дядя закурил. – Сидит хорошо?
– Нормально… Зачем парашют только испортили?
– Ты куда-то прыгать собирался?
– Да нет, просто. Сами же говорили, парус можно сшить…
– Это гораздо лучше любого паруса. – Гиляй подергал за ткань. – Гораздо, гораздо лучше. Едва я увидел этот парашют, как мне пришла в голову отличная мысль…
Он замолчал.
– Какая мысль? – спросил Аксён.
– Да так… Хочу…
Дядя Гиляй вдруг закрыл глаза, задрожал, загудел и достал из воздуха конфету. Протянул Аксёну. Конфета оказалась настоящей, шоколадной и вкусной.
– Из рукава достали, – скептически хмыкнул Аксён. – Так любой дурак может, даже Чугун…
– А так? – Дядя засучил рукав до локтя.
Он продемонстрировал голую руку, совершил легкое и быстрое движение и достал еще конфету, Аксён не заметил, откуда именно она появилась.
– Как это? – спросил Аксён.
– Материализация, Иван…
– Вы не ответили, зачем конфеты-то? – повторил Аксён.
– Детям – конфеты, взрослым – сигариллы, локальные пророчества и чудеса престидижитации… У вас тут тазик есть?
– Тазик? – растерялся Аксён.
– Тазик. Приличного вида, не рухлядь…
– Ну… да, наверное…
– Отлично! – Дядя хлопнул в ладоши. – Это то, что нам нужно. Не мог бы ты…
Дядя вдруг поглядел на Аксёна с интересом.
– Какое сегодня число? – спросил он.
– Не помню…
– Не помню… – Дядя вздохнул, глубокомысленно затянулся. – Твоя когда приезжает?
– Завтра.
Приятно, подумал Аксён. Приятно слышать – «твоя когда приезжает»… И еще подумал: откуда дядя знает?
– Отлично! – обрадовался дядя. – Значит, сегодня ты совершенно свободен… Короче, давай, дружок, ищи тазик и…
Дядя поглядел на солнце.
– Короче, через полчаса мы должны быть в поезде. Поторапливайся!
Аксён поторопился, почему нет, день умрет, день с плеч. Через полчаса они были в поезде.
Пригородный кидало из стороны в сторону. Лязгали двери, звякали окна, под полом то и дело что-то гукало, вагон скрипел и визжал, по нему гуляли сквозняки, по проходу каталось ведро, все как полагается. Дядя Гиляй грыз тыквенные семечки и разглядывал Аксёна. Как-то чересчур пристально, Аксён даже не выдержал и обернулся – не прилипло ли к спине чего?
– Не прилипло, – успокоил дядя. – Я просто гляжу. На отца ты похож.
– И что? Это хорошо?
– Не хорошо, не плохо. Никак. Каждый человек всегда сам по себе. Он внешне может и походить, но это неважно. Знаешь, есть такая поговорка: «Каждый умирает в одиночку». Запомни.
Аксён фыркнул.
– Не веришь?
– Нет.
– Это так. Жить могут вместе, но умирает каждый один. Это страшно, об этом лучше не думать…
Дядя поглядел в сторону купе проводника. Достал сигариллу, спрятал за воротник – красный парашют он снял, держал его в рюкзаке и ехал по-простому, в рабочей куртке. Как обычный рядовой леспромхозовец.
Только с тазиком.
И с философским настроением. Это Аксён понял еще в самом начале. Едва они устроились в вагоне, дядя взялся учить жизни. Тупо и неинтересно. Изложил концепцию личности, максимально свободной от условностей буржуазного общества: семьи, государства, карьеры. Семья – рабство. Государство – жандарм, который пьет кровь. Карьера – каторга и бессмыслица, в любой момент Землю может протаранить метеорит.
– Деньги – они везде, – разглагольствовал дядя, устроив ноги на соседнюю полку. – Надо только уметь их брать – свобода в этом. Конечно, это не миллиарды, но вольному человеку Господь не даст умереть с голоду. Птичка божия не знает ни напряга, ни труда, а все клюет по зернышку, радуется солнышку…