Друг человека (История из скорого завтра)
Шрифт:
Подсела Ленка. Обняла, прямо вжалась собой в него. Гладит волосы, глядит в глаза.
– Так ощутить хочу, - в ответ мычит Юрий, - прям съел бы.
– Вот она я.
– Не так хочу. По-настоящему... Чтоб, знаешь...
– Он не находил слов.
– Как хочешь,
Он оставался под навесом до ночи. Ленка, посидев, поласкавшись, убежала к себе доить козу. "Ага, козу", - от этой мысли у Юрия просеменили ледяной волной мурашки по спине. Старался не думать о важном, о том, что вскоре навалится на них, на их семью. О замке двухэтажном тоже старался не вспоминать. Но... конечно, лучше он во сто крат их домика, вот только... Что-то внутри, не в голове - в груди - твердило: нельзя, не то, не надо... Когда стемнело, взяла забота об отце и тракторишке. Поле клубничное сырое, не влез бы там их "Беларусь" по уши, протягивая плоскорез и борону через болотънки... Может, им с Ленкой завтра с утра, по холодку, рассадой все-таки заняться? Усы клубничные окрепли, дали корни - самая пора рассаживать... Бараны пусть они себе баранами, а поле - полем... Да кто кому дал волю, чтоб поле отбирать?! На этом поле вся вот его, Юрия, жизнь. То с ящиком рассады полуползком метр за метром, то с тазом, когда прет урожай... Тьфу ты, блин, опять про то же. Сказка про белого бычка... Не надо думать - все понятно... Да...
Ему никак не представлялась картина: мать в замке. Мать с коровьим выменем в распухших пальцах, мать с вилами, с граблями, у печки - запросто, мгновенно. Мать в замке -
Для других, чужих ушей, наверное, еще неуловимо, а ему услышалось надсадно-предсмертное тарахтение их "Беларуси". Значит, у отца все слава богу... Отец... Правду ли сказал Иван Иваныч про отца - что не только в курсе, а сам почти... как сказать... инициатор переезда? Что, дескать, мог не подписать и подписал?.. Но мог ли не подписать?.. И почему тогда им с матерью ни словом?.. Решил оставить на потом, чтоб сразу перед фактом?.. А?
Прибежала Ленка. Сумерки. Глаза ее светились, как два фонарика.
– Ты здесь?
– Да.
– Юрий подвинулся на ящике.
– Садись.
Снова вжимается в него и шепчет:
– Я так тебя люблю, так боготворю...
Юрий чувствует, как от этих слов перехватывает дыхание, горло заваливает чем-то сладким, душащим. Вот бы сейчас, после таких признаний умереть. И все...
– ...Все хороводятся, - привычно недовольно ворчит мать, вернувшись со двора в избу, начав собирать на стол к ужину и исподволь готовясь к тяжелому, рожденному визитом человека на блестящей и большой машине разговору с мужем.
– Все голубятся... И неймется им. Тут скоро... черт-те чё, а тут... Халда она и есть...
– Ты не мешай, - говорит отец, звеня штырьком рукомойника.
– Дело молодое. Куда что повернет... Глядишь, она нам его выходит еще... И заживем. Так, мать, скоро заживе-ом!..