Друг детства Мегрэ
Шрифт:
— Тоже нет.
— Чего ты тогда боишься?
— Я был в квартире. Ты их об этом известил. Убийца может решить, что я его видел.
Мегрэ небрежно открыл ящик своего стола и вытащил пачку фотографий, приготовленных ему специалистами Мерса. Выбрав одну из них, он протянул ее Флорантену.
— Взгляни.
Сын кондитера из Мулена стал внимательно изучать фотографию, делая вид, что не понимает, к чему это. На ней была заснята часть спальни: кровать, ночной столик с выдвинутым ящиком.
— Что
— Ничто не кажется тебе необычным?
— Нет.
— Вспомни о своих первых показаниях. В дверь позвонили, ты кинулся к шкафу.
— Так оно и было.
— Хорошо. Предположим, ты говоришь правду. По-твоему, Жозе и ее посетитель лишь ненадолго задержались в гостиной и, миновав столовую, прошли в спальню.
— Да, именно так и было.
— Погоди. Ты утверждал, что, прежде чем раздался выстрел, прошло около четверти часа.
Нахмурив брови, Флорантен вновь вглядывался в фотографию.
— Этот снимок был сделан некоторое время спустя после убийства, в спальне все осталось как было. Взгляни на кровать.
К впалым щекам Флорантена прилило немного краски.
— Кровать не только не расстелена, но на покрывале нет ни единой складки.
— К чему ты клонишь?
— Или посетитель пришел только для того, чтобы поговорить с Жозе, и в этом случае они должны были остаться в гостиной, или он явился с другой целью, и тогда кровать была бы в другом состоянии. Скажи мне, чем они могли заниматься в спальне?
— Не знаю.
Было видно: Флорантен напряженно соображает, как выкрутиться.
— Ты только что говорил о письмах.
— И что?
— Может быть, он пришел за ними?
— И ты думаешь, что Жозе ему отказала бы? Ты считаешь в порядке вещей, чтобы она стала шантажировать того, от кого ежемесячно получала весьма солидный куш?
— Может, они зашли в спальню за другим, а там поспорили?
— Послушай, Флорантен. Я наизусть помню твои показания. С первого дня я почувствовал: что-то в них не сходится. Это ты унес письма вместе с сорока восемью тысячами франков?
— Клянусь тебе, нет. Куда бы я их дел? Ты ведь нашел деньги, не так ли? Если бы у меня были и письма, я спрятал бы их там же.
— Не обязательно. Мы ощупали твои карманы, чтобы убедиться, что у тебя нет оружия, но по-настоящему тебя не обыскали. Насколько я помню, ты превосходный пловец. И вот ты ни с того ни с сего прыгаешь в Сену.
— С меня было довольно. Я чувствовал, что ты мне не доверяешь. Я только что потерял единственного в мире человека, который…
— Только чувства оставь в покое.
— Когда я перемахнул через парапет, я действительно хотел покончить со всем. Наверное, я не раздумывал. Один из вас следил за мной…
— Вот именно.
— Что вот именно?
— Предположим, что, когда ты прятал деньги на шкаф, ты забыл о письмах. Они остались у тебя в кармане. Если бы их у тебя нашли, для тебя это было бы небезопасно. Как ты это объяснишь?
— Не знаю.
— Ты догадывался, что наблюдение продлится какое-то время. Прыжок в Сену словно под влиянием отчаяния, и ты разом отделываешься от писем, отправляя их на дно с помощью какого-нибудь тяжелого предмета, например камня.
— У меня не было писем.
— Может, и так, тогда становится понятно, почему убийца еще с четверть часа оставался в квартире. Однако есть еще одно обстоятельство, которое меня беспокоит.
— Какое еще обвинение ты выдумал?
— Отпечатки пальцев.
— Что необычного в том, что по всей квартире есть мои отпечатки пальцев?
— Как раз в спальне-то их и не нашли. Как и отпечатков убийцы. А ведь ты открывал секретер, чтобы взять деньги. А тот, другой, выдвигал ящик, чтобы вынуть письма. Не сидел же он четверть часа просто так, ни к чему не притрагиваясь. Значит, после его ухода ты тщательно протер все гладкие поверхности, включая дверные ручки.
— Не понимаю. Ничего я не протирал. Где доказательства, что никто не входил в квартиру, пока я бегал к себе, а затем ходил к тебе в уголовную полицию?
Мегрэ не ответил; увидев, что ветер улегся, он отворил окно. Долго молчал, потом тихо спросил:
— Когда тебе надлежало выметаться?
— Как это? Что ты хочешь сказать?
— Выметаться из квартиры Жозе, за чей счет ты жил.
— Об этом и речи не было.
— Было, и тебе это хорошо известно. Ей стало казаться, что ты несколько увял, при том, что аппетиты у тебя были неумеренные.
— Это тот грязный Рыжий тебе сказал?
— Не важно.
— Кто же еще! Он давно уже пытается втереться в доверие.
— Он трудится, зарабатывает на жизнь.
— Я тоже.
— Твоя работа — не более чем прикрытие. Сколько мебели ты продаешь за год? Большую часть времени на твоей двери висит табличка, извещающая о твоем отсутствии.
— Я разъезжаю, чтобы скупать товар.
— Нет. Жозефине Папе все это становилось в тягость.
Она рассчитывала, впрочем напрасно, что Бодар займет твое место.
— Кому ты веришь, ему или мне?
— Твое слово гроша ломаного не стоит, я в этом убедился еще в лицее.
— Ты на меня сердишься?
— За что?
— Ты уже в Мулене имел на меня зуб. У моих родителей бойко шла торговля. У меня водились денежки.
А твой отец всегда был лишь чем-то вроде слуги в замке Сен-Фиакр.
Мегрэ покраснел, сжал кулаки и чуть было не ударил Флорантена: непочтительно касаться памяти отца он не позволял никому. Будучи управляющим замка, тот имел под началом больше двадцати ферм.