Друг детства Мегрэ
Шрифт:
— Желаю удачи.
— Спасибо.
— Кстати, не беспокойтесь по поводу газетных комментариев. Все, кто вас знает…
— Благодарю вас.
Спустя несколько минут в служебном автомобиле, управлял которым Лапуэнт, Мегрэ выехал со двора уголовной полиции. Как и всегда по субботам, движение на улицах было оживленным, все куда-то спешили. Несмотря на дождь и ветер, многие торопились попасть на автострады, ведущие за город.
Лапуэнту удалось быстро припарковать машину прямо напротив дома. Бельевая лавка была
— Что будем искать, шеф?
— Все, что может нам пригодиться. Возможно, найдем деньги.
Впервые Мегрэ видел привратницу сидящей. Водрузив на свой нос картошкой очки в стальной оправе, она читала свежую газету, выходившую во второй половине дня.
Мегрэ толкнул дверь, за ним вошел Лапуэнт.
— Ноги вытерли? — спросила она и, не получив ответа, добавила: — Что вам опять от меня надо?
Мегрэ молча протянул ей постановление на обыск.
Она прочла его раз, другой, третий.
— Не понимаю, что это значит. Что вы собираетесь делать?
— Произвести обыск.
— Вы хотите сказать, что будете рыться в моих вещах?
— Поверьте, я весьма сожалею.
— Я вот думаю, не позвать ли мне адвоката.
— Это будет означать, что вам есть что скрывать. Лапуэнт, не своди с нее глаз и не позволяй ни до чего дотрагиваться.
В углу комнаты возвышался шкаф для посуды в стиле Генриха II, верхние дверцы которого были застеклены.
Здесь она держала рюмки, графин и фарфоровый кофейный сервиз в крупный цветочек.
В ящике справа хранились ножи, вилки, ложки, пробочник и три разрозненных кольца для салфеток. Прежде приборы были посеребренными, но теперь серебро облезло и проступала медь.
Куда интересней был ящик слева: фотографии, документы. На одном из снимков была запечатлена чета.
Госпоже Блан было лет двадцать пять, и хотя она уже тогда была далеко не статуэткой, все равно было трудно предвидеть, в какого монстра она превратится со временем. Она даже улыбалась, стоя вполуоборот к мужчине со светлыми усиками — видимо, мужу.
В одном из конвертов Мегрэ обнаружил список жильцов с ценой за квартиру против каждой фамилии. Под стопкой открыток он нашарил какую-то корочку: это была сберегательная книжка.
Первые вклады сделаны много лет назад. Сперва они были весьма скромными: десять, двадцать франков, затем на книжку регулярно стало поступать по пятьдесят франков ежемесячно. В январе, месяце новогодних подношений, сумма колебалась между ста и ста пятьюдесятью франками.
Всего накоплено было восемь тысяч триста двадцать два франка с сантимами.
Ни вчера, ни позавчера вкладов сделано не было. Последний датировался двумя неделями назад.
— Ну что, теперь вы довольны?
Не давая себя деморализовать, Мегрэ продолжал поиски. Внизу шкафа хранилась посуда и стопка скатертей в клетку.
Он приподнял бархатную скатерть на круглом столе в поисках ящика, но ящика не было.
Слева от двери телевизор. В столике под ним — обрывки бечевки, кнопки и несколько гвоздей.
Вторая комната служила не только кухней, но и спальней: за старой занавеской в углублении стояла кровать.
Здесь Мегрэ начал с ночного столика, где обнаружил лишь четки, молитвенник и самшитовую веточку. Ему понадобилось некоторое время, чтобы догадаться о ее назначении. Ну конечно, ее макали в святую воду, когда умирал кто-то из родных; она сохранила ее в память об умершем.
Было трудно представить, что вот у этой самой женщины когда-то был муж. Еще труднее — что она, как и все, была ребенком.
Мегрэ повидал на своем веку немало мужчин и женщин, до такой степени ожесточенных жизнью, что они превратились чуть ли не в монстров. Годы, дни, ночи проводила она в этих двух темных и душных комнатах, где места было не больше, чем в тюремной камере.
Внешний мир проникал к ней лишь с почтальоном и жильцами, проходящими мимо оконца в двери.
По утрам, несмотря на свой вес и отекшие ноги, она должна была мыть лифт и лестницу сверху донизу.
А если завтра это ей станет не по силам?
Злясь на себя за то, что преследует ее, Мегрэ все же открыл небольшой холодильник, где лежала половинка эскалопа, остатки омлета, два куска ветчины и овощи, купленные утром.
На столе стояла полупустая бутылка вина, в платяном шкафу висела одежда, лежало белье, в том числе корсет и наколенники из эластичной ткани.
Мегрэ было стыдно рыться в ее вещах, но он не желал признавать себя побежденным. Она не из тех, кто довольствуется обещаниями. Если кто-то купил ее молчание, ему наверняка пришлось заплатить наличными.
Когда Мегрэ вернулся в первую комнату, в ее глазах промелькнула искорка беспокойства.
Из этого он заключил: то, что он ищет, находится не в кухне. И медленно огляделся. Где он еще не смотрел?
И вдруг решительно направился к телевизору. На нем лежала стопка иллюстрированных журналов. В одном из них публиковалась программа передач с комментариями и фотографиями.
Открыв его, Мегрэ понял, что выиграл. Журнал сам раскрылся на том месте, куда заложили три билета по пятьсот франков и семь билетов по сто.
Две тысячи двести франков. Пятисотенные были новые.
— Я, полагаю, имею право на сбережения?
— Вы забыли, что я видел вашу сберкнижку.
— Ну и что? Я что, обязана складывать все яйца в одну корзину? А если мне, чего доброго, понадобятся деньги?
— Сразу две тысячи двести франков?
— Это уж мое дело. Вы ничего не можете мне за это Сделать.