Друг от друга
Шрифт:
– Не сомневаюсь.
– Я правильно понял: остановились вы в «Эрцгерцоге Райнере», герр доктор?
– Да, люкс двадцать пять.
– Очень разумный выбор, если позволите высказать мое мнение. Администратор, герр Бентхайм, мой друг. Всегда ставьте нас в известность, и меня, и его, если мы можем чем-то помочь, чтобы сделать ваше пребывание в Вене как можно приятнее.
– Спасибо.
– Панихида состоится завтра в одиннадцать, в Карлскирхе. Это всего в нескольких кварталах от вашего отеля. На другом конце Гасхаус-штрассе. Похороны в семейном склепе на Центральном
– Я знаю, где Центральное кладбище, герр Бекемайер, – кивнул я. – И кстати, пока не забыл, спасибо вам за то, что все организовали. Как вы знаете, мы с матерью не особо ладили.
– Для меня это большая честь, – произнес он. – Я двадцать лет был адвокатом вашей матери.
– Наверно, всех других она умудрилась оттолкнуть от себя, – холодно заметил я.
– Она была старой женщиной, – заметил он, как будто это служило исчерпывающим объяснением всему, что происходило между Эриком Грузном и его матерью. – Но все-таки ее смерть оказалась для всех неожиданной. Я считал, она проживет еще несколько лет.
– Значит, она совсем не страдала.
– Совершенно. Я видел ее накануне дня ее смерти в Главном госпитале Вены на Гарнизон-гассе. Она выглядела вполне здоровой. В постели, да, но очень бодрая и жизнерадостная. Так любопытно…
– Что именно?
– Как иногда является смерть. Когда мы совсем не ждем ее. Вы придете, доктор Груэн? На похороны?
– Разумеется.
– Да? – слегка удивился он.
– Что было, то прошло – так я всегда говорю.
– Такие чувства достойны восхищения. – Тон такой, словно он сам себе не вполне верил.
Вытащив трубку, я принялся набивать ее. Трубку я начал курить, стараясь стать еще больше похожим на Эрика Груэна и чувствовать себя им. Трубки и всякие штучки, им сопутствующие, я не особо любил, но не мог придумать ничего лучшего, чтобы убедить себя, что я – Эрик Груэн, разве что купить себе инвалидное кресло.
– На похороны придет кто-нибудь еще, кого я знаю? – небрежно осведомился я.
– Придут несколько старых слуг, – ответил он. – Но знаете вы их или нет, точно не скажу. Придут и другие люди, конечно. Имя Груэнов еще кое-что значит в Вене. Что вполне понятно. Я полагаю, вы не пожелаете возглавить шествие скорбящих, герр доктор.
– Нет, это было бы чересчур. Предпочитаю держаться во время процессии где-нибудь на заднем плане.
– Да, да, так, наверное, будет лучше, – покивал он. – Учитывая все обстоятельства. – Бекемайер откинулся на кресле и, пристроив локти на подлокотниках, свел кончики пальцев вместе. – В телеграмме вы написали, что намереваетесь ликвидировать свои акции в «Груэн Сахар».
– Да, верно.
– Могу я предложить, чтобы объявление об этом вы отложили до, ну скажем, вашего отъезда из города? – осторожно проговорил он. – Дело в том, что подобная продажа привлечет большое внимание. А так как вы человек замкнутый, подобное внимание вам будет, пожалуй, нежелательно. Вена – маленький городок. Люди много болтают. Сам факт вашего присутствия здесь и то может вызвать немало толков. И даже, осмелюсь предположить, некоторое злословие.
– Ладно, – согласился я. – Я не возражаю отложить объявление на несколько дней.
Адвокат нервно постукивал пальцами, словно мое присутствие в его кабинете выводило его из равновесия.
– Могу я также поинтересоваться, в ваши намерения входит оставаться в Вене долго?
– Нет. Мне нужно еще уладить одну личную проблему. Ничего такого, что требовало бы вашего вмешательства. После чего я, скорее всего, вернусь в Гармиш.
Бекемайер улыбнулся, наведя меня на мысль о маленьком каменном Будде.
– Ах, Гармиш! Такой славный старый городок. Мы с женой ездили туда на зимние Олимпийские игры, в тридцать шестом.
– А Гитлера видели? – поинтересовался я, ухитрившись наконец раскурить трубку.
– Гитлера?
– Ну вы же помните такого? На церемонии открытия?…
Улыбка на лице у него еще держалась, но он испустил шумный вздох, будто к его гетрам был прикреплен маленький клапан.
– Политикой мы никогда особо не интересовались, ни моя жена, ни я. Но, наверное, мы видели его, хотя издалека.
– Издалека, оно всегда безопаснее, – покивал я.
– Все это кажется таким нереальным. Точно в другой жизни.
– Доктор Джекил и мистер Хайд, – поддакнул я. – Да, я очень хорошо понимаю, что вы имеете в виду.
Молчание затянулось, и, наконец, улыбка Бекемайера окончательно испарилась, как запотевшее пятно с оконного стекла.
– Ну так что, – нарушил я паузу. – Давайте я подпишу эти бумаги?
– Да, да, конечно. Спасибо, что напомнили. Со всеми этими воспоминаниями, боюсь, я почти забыл о нашем главном деле.
В этом я сильно сомневался. Я не мог себе представить, чтобы Бекемайер что-то забыл, кроме разве что Рождества или дня рождения маленькой дочки – если предположить, конечно, что существо всего с одной парой хромосом способно репродуцировать нечто большее, чем желеобразный экземпляр в юридической акватории.
Бекемайер, выдвинув ящик стола, достал футляр с ручками, извлек из него золотой «Пеликан» и протянул его обеими руками мне, точно презентуя фельдмаршальский жезл. Затем последовали десятка два-три документов, я расписался на всех – не отличишь от завитушек Груэна. Практиковался я в Гармише, чтобы уметь с легкостью изобразить такую же подпись, как в паспорте. С которой, кстати, Бекемайер незамедлительно и сверился. После чего я вернул ручку и, так как дело наше было явно завершено, встал и снял с вешалки свое пальто.
– Приятно было познакомиться, доктор Груэн. – Адвокат снова поклонился. – Всегда буду стараться преданно служить интересам вашей семьи. Можете на это положиться, герр доктор. Так же, как можете положиться на мою полнейшую скромность относительно вашего местопребывания. Несомненно, меня будут расспрашивать, как с вами связаться. Будьте уверены, я стану противостоять со всей моей обычной энергией. – Он в отвращении покачал головой. – Уж эти венцы! Они обитают в двух мирах. Один – это мир фактов. А второй – мир слухов и сплетен. Чем больше богатство, тем большими слухами оно обрастает. Но что тут можно поделать, герр доктор…