Друг по четвергам
Шрифт:
– Боюсь Хамфри? – Ханна мотнула головой и попыталась выдернуть руки из хватки Крейвентона, потом повторила. – Боюсь Хамфри? Да нет же! Нет! Просто я… ну, если быть честной, я боюсь причинить ему боль, если можно так выразиться. Он такой добрый и заботливый, и я ни в коем случае не хотела бы навредить ему. Он из тех людей, которых не… не следует обижать.
– И неважно, что он причиняет боль вам?
Ханна все-таки сумела высвободить свои ладони и вновь попыталась зажать их между коленями. Заметив это, Дэвид остановил ее, попросив:
– Не делайте так, пожалуйста. Этот жест выдает вашу обеспокоенность.
– О да. Конечно. Я могу рассказывать им все-все, и будьте уверены, никуда дальше это не уйдет.
– И вчера вы заглянули к ним, все-все рассказали и посоветовались, как вам поступить, правда?
Больше не улыбаясь, Ханна посмотрела в его лицо:
– Вы отличаетесь завидной проницательностью.
– Нет, на самом деле это не тот случай. Но за то короткое время, что я вас знаю, хотя, как ни странно, мне кажется, будто мы знакомы очень-очень давно, я обрел способность по тону вашего голоса, когда вы рассказываете о ком-то, улавливать ваши чувства.
– Ха! – Ханна слегка передернула плечами. – Вы как Джейни: она говорит, что я – словно зеркало.
Ханна умолчала, что, по мнению мужа, ее мысли наивны как рассуждения ребенка. Хамфри корил ее за недалекость во многих разнообразных ситуациях, и Ханна все чаще обещала себе, особенно когда критике подвергались ее сочинения, что однажды она удивит мужа, ответив на его нападки. Но в то же время остерегалась такого шага, поскольку ее пресловутая наивность выступала своего рода щитом, за которым она частенько пряталась.
Дэвид заговорил, и теперь его голос зазвучал по-деловому:
– Буду играть в открытую. Я хотел бы стать вашим другом, но только при условии, что вы также желаете подружиться со мной. Вы опасаетесь причинить боль вашему мужу, и это я нахожу похвальным с вашей стороны; и в то же время вы не удовлетворены тем, как проходит ваша жизнь. Мне не требуется зеркало, чтобы это увидеть. В четверг у Микки вы напомнили мне ребенка, сбежавшего из ненавистной школы-пансиона.
– Неужели? – Ханна отвернулась от собеседника. – Пожалуйста, не нужно уподоблять меня ребенку. Мне слишком часто приходилось слышать такое сравнение. Мне двадцать девять лет, и я давно уже не дитя.
– Прошу прощения. Я использовал это сравнение в отношении вас в последний раз. Но я бы не дал вам двадцати девяти: двадцать два, двадцать три, ну, может, от силы двадцать четыре…
При этих словах Ханна вновь обернулась, посмотрела на него и сказала:
– Вы очень добры.
– И ничуть я не добр. – Реплика прозвучала так громко, что собеседники невольно оглядели улицу. Потом Дэвид хохотнул, добавив: – Не волнуйтесь. Если вдруг нас услышат, то решат, будто мы просто ссорящаяся семейная пара, Ханна… и, да, я намерен называть вас Ханной. Итак, хотите ли вы быть моим другом, и если да, то на каких условиях? Согласны встречаться один раз в неделю, в вечер бриджа? Или чаще?
Снова они пристально смотрели друг другу в глаза, но на этот раз никто не улыбался. Губы Ханны дрожали, она чувствовала, что лицо ее пылает. Все ее тело словно сгорало в огне; но, услышав свои собственные слова: «Да, я хотела бы, чтобы мы стали друзьями», она поразилась, что голос звучал спокойно, совершенно бесстрастно. Большое достижение для зеркала, отражающего наивные детские эмоции. И все же охватившие ее чувства опять стали очевидны, когда она протянула Дэвиду ладонь, и тот схватил ее; оба заулыбались, а после его слов: «По крайней мере друзьями на вечер четверга», рассмеялись.
Затем какое-то время они помолчали, потом Дэвид, указав в том направлении, где раньше бегали ребятишки, заметил:
– Вот, сорванцам наскучили догонялки, и они умчались куда-то еще.
– Подрастать, наверное, – подхватила Ханна.
– Да, возможно, – согласился Дэвид, и в его голосе прозвучали рассеянные нотки, когда он продолжил: – И где-то там искать свое счастье. Я всегда верил, что оно где-то существует – это самое счастье, — и просто ждет, когда его найдешь и поднимешь; и это соображение снова возвращает меня к вам. Казалось бы, я знаю о вас все, но не совсем. Ваши родители еще живы?
– Ну, моя мама умерла.
– Сочувствую.
– О, не стоит. Мы никогда особо не любили друг друга, а после бегства Джейни с ее уличным торговцем мне пришлось оставить школу. В любом случае мне уже было почти семнадцать. Я сделалась неоплачиваемой прислугой в родительском доме, и приходилось крутиться целыми днями, пока мне не разрешили по вечерам посещать секретарские курсы. А после смерти матери мой статус повысился до неоплачиваемой экономки. Так я и вела домашнее хозяйство до тех пор, пока мой дорогой папа – сейчас меня разбирает смех, а тогда у нас не было отца и матери, только папа и маман, и никак иначе по настоянию маман – не сделал доброе дело и не привел мне мачеху. Причем с того момента, как умерла моя родная мать, прошло не так уж много времени. После этого я собралась, переехала к Джейни и устроилась работать временным секретарем. Потом встретила Хамфри и, когда он предложил мне выйти за него замуж, почувствовала себя самой счастливой девушкой на свете. Он уже имел собственный дом, и совместная жизнь обещала самые радужные перспективы...
Ханна замолчала. Дэвид не торопил ее, и наконец она заговорила снова:
– Должно быть, в то время я действительно была сущим ребенком. Очень благодарна всем, кто проявил ко мне доброту. И всегда буду признательна Джейни и Эдди.
– Что произошло с вашим отцом и его новой женой? Вы сейчас с ними видитесь? – спросил Дэвид.
– Нет. Они живут в Йорке, и встречаться с кем-либо из них я не имею ни малейшего желания.
– Ханна встрепенулась: – Что ж, события своей жизни размером с почтовую марку я вам изложила, можно ли просить вас о том же? Конечно, я уже знаю, что вы занимаетесь книготорговлей и дружите с мистером Джиллименом, а еще у вас имеются друзья вроде Микки Макклина.
Она улыбнулась, и Крейвентон вместе с ней.
– Да, Микки Макклин – мой друг, – подтвердил он, – но помимо него у меня имеются и другие друзья, по крайней мере один, который для меня и отец, и мать, и нянька в одном лице. Вы непременно должны познакомиться с Питером. А знаете, вот что я предложу. – Дэвид глянул на часы. – Сейчас только четыре. Сегодня суббота, все кафе переполнены, а театры еще не открылись, и не знаю, как насчет вас, но с меня достопримечательностей на ближайшее время хватит. Не желаете ли познакомиться с моим другом Питером и посмотреть, где и как я обитаю?