Друг
Шрифт:
Таранов «продолжал разговор», жестикулировал правой рукой со спрятанным в рукаве стилетом… «Я могу выписать вам справочку, что этот стилет не является холодным оружием», – сказал продавец в магазине… Не является, говоришь? Возможно, возможно… Но в руках диверсанта все является оружием: отвертка, монета, сигарета, шнурок. А уж любая заточенная железяка – само собой. Таранов довел стилет до бритвенной остроты в гараже Славки. Там же опробовал его на старой, лысой покрышке. Потом он обработал полированную рукоятку грубой шкуркой – пластик потерял свой глянцево-сувенирный вид, стал шершавым, нескользящим и совершенно бесперспективным для дактилоскопирования.
…
Простите. Простите меня все – Славка, Иришка, Лешка. Я не смог защитить вас. Я не смог вас спасти. То, что я сделаю через несколько секунд, не может ничего изменить. Но, может быть, вам станет чуточку легче от знания, что за вас отомстили… Прости меня, Славка. Я знаю, что ты не одобрил бы моих методов. Ты иногда шутя называл меня головорезом. Ты даже не подозревал, насколько ты прав. Если бы я рассказал тебе всю правду о моей службе… Ты бы ужаснулся. Ты бы ужаснулся, если бы узнал половину правды… десятую долю правды. Нормальному человеку трудно понять, в чем суть этой службы. Нормальному человеку невозможно представить себе этой тайной, кровавой и неблагодарной войны… Но пока по земле бродят монстры, как бы они ни назывались и ни выглядели, нужны и охотники на монстров. Я головорез, охотник на монстров. Я палач с точки зрения нормального человека. Но я точно знаю, что перевоспитать монстров – Палачей, Сыновей, Сухарей и прочих – нельзя. Их можно только уничтожить или посадить в клетку. Но почему-то никто не торопится сажать их в клетки. И они продолжают безнаказанно убивать… убивать… убивать.
… Десять метров до Коломенцева…
Простите меня. Я виноват… я пытаюсь исправить то, что исправить нельзя. Не дано. Невозможно. Я пытаюсь уменьшить количество зла. Я понимаю, что это бессмысленно. Но я не умею по-другому…
Пять метров до убийцы. И глаза его – рядом. И сердце – рядом. У него глаза монстра с постеров в Иришкиной комнате. И сердце монстра… Я обязан остановить это сердце.
… Два метра. Взмах рукой – шершавая рукоятка стилета скользнула в ладонь. И – встретились глаза.
И – Коломенцев понял. Он сделал по инерции еще пару шагов и замер.
– Ты… – сказал капитан Коломенцев.
– Я, – сказал Таранов. – Я пришел убить тебя, капитан.
Глаза смотрели в глаза. Болтался фонарь над головой, нарастал шум электрички вдали. Ветер катил пустую банку из-под пива. Банка дребезжала. Заметался, заметался в глазах иуды Коломенцева страх. В оперативной кобуре под мышкой у иуды висел табельный «ПМ». Но, глядя в глаза Таранова, он понял, что даже если успеет выхватить свой ствол… и вкатит в Таранова пулю… даже в том случае Таранов сделает то, что обещал сделать. Что даже мертвый он сумеет дотянуться до горла и вырвать кадык Коломенцеву.
Дребезжала банка на заплеванной платформе, время остановилось. Сердце монстра еще работало, еще перекачивало черную кровь. Он не хотел умирать. Он хотел жить, наслаждаться жизнью. Трахать молодых женщин, бить нарков на допросах, пить хорошее виски… О, как он хотел жить! Доить толстое героиновое вымя, брызжущее струйками баксов. Холить свое тело в саунах и массажных кабинетах… и снова топтать сапогами нарков, прямо в кабинете насиловать молоденьких перепуганных девок (с презервативом! только с презервативом!), а потом, развлекаясь, вызывать на беседу их родителей: плохо, господа, дочку воспитываете. Вчера мы прихватили вашу Олю (вашу сучку сисястую) с «колесами». А что будет завтра? Пока что я ограничился беседой (я ей в ротешник заправил), но в следующий раз поставим на учет (и я засажу ей в задницу). Не надо меня благодарить… не надо. Это моя работа.
Он очень любил жизнь, капитан Коломенцев. А в глазах седоватого мужика в костюме он читал: твоя жизнь, капитан, кончена. Коломенцев стиснул зубы и молниеносно сунул руку под куртку. Ромбовидный клинок пробил дорогую тонкую лайку, милицейское удостоверение и вошел в тело иуды. Клинок рассек мышцы, скользнул между ребрами, пробил сердце. Рука мертвеца охватила пистолетную рукоятку, рванула пистолет из кобуры… Глаза еще смотрели, рвался изо рта крик, но монстр был уже мертв.
Таранов легонько оттолкнул тело от себя. Коломенцев сел на асфальт, протянул к Таранову руку… Несколько секунд Таранов молча смотрел на него. Губы монстра прошептали: по-моги. Таранов сунул руки в карманы, повернулся и пошел прочь.
Крякнул громкоговоритель, и голос дежурной по станции произнес:
– Внимание! Через станцию со стороны Соснова на Санкт-Петербург проследует электропоезд. Поезд следует без остановки. Будьте осторожны.
С воем гудка, в грохоте колесного перестука, разрезая темноту прожектором, выскочила электричка. Вибрировали рельсы и шпалы, вибрировала на бетонных опорах платформа. Поток ветра засасывал с платформы мусор, затягивал под черные днища вагонов. Летел желтый ряд ярко освещенных окон. Мелькали в окнах редкие в этот час пассажиры. Немногие из них разглядели лежащее на платформе тело. А те, которые разглядели, решили: пьяный. Разве могли они предположить, что на платформе лежит мертвый монстр? Монстр, заколотый дрянным сувенирным стилетом…
Электричка, облив станцию грохотом и ярким светом, промчалась. Растаяли в темноте красные фонари на заднем локомотиве, прекратили гудеть рельсы. Таранов спустился по выщербленным ступеням и пошел к «Ниве». Он шел тяжело, по-стариковски шаркая ногами. В машине он несколько минут сидел неподвижно. Потом распустил узел галстука, вставил ключ в замок зажигания и пустил двигатель.
Таранов гнал машину через опустевший вечерний город, не задумываясь, куда и зачем он едет. Он был пуст. Пуст до звона в голове… Мелькали дома, перекрестки, рекламы. Мелькали лица родных людей, которых уже нет.
Он пришел в себя на берегу Финского залива. Катились волны в барашках, ветер трепал низкие кусты. Таранов заглушил двигатель и достал из бардачка бутылку водки. Сделал длинный-длинный глоток. Потом вытащил из-за ремня трофейный «ИЖ». Некоторое время разглядывал его так, как будто видел впервые. Потом закурил, вышел из машины и побрел к берегу.
Он остановился у уреза воды, перехватил пушку за ствол и посмотрел на темную воду. И в этот момент заверещал телефон… Звук телефона настырно вплетался в звук волн и ветра. Один звонок… второй… третий.
Таранов взял телефон, сказал: да.
– Иван Сергеевич? – произнес незнакомый голос с небольшой картавинкой.
– Слушаю.
– Наконец-то я до вас дозвонился. Я звоню вам уже несколько дней, но у вас телефон постоянно отключен. Только что мне сообщили, что вы выходили на связь.
– Значит, вам сообщили, что я выходил на связь… что дальше?
– Меня зовут Игорь Павлович. В вашей квартире я оставил номер своего телефона.
– Мент? – равнодушно спросил Таранов.
– Бывший, но это неважно. Я не враг вам. У меня, напротив, есть к вам, Иван Сергеич, предложение.