Другая Белая
Шрифт:
Марина уступила — Лондон стоил жертвы. Вечером по дороге домой:
— Подарок тебе я купила.
— Красный кружевной?
Обрадовался, как мальчишка велосипеду. Ночь была полна новых впечатлений.
Друзей у Дэвида было немного. Самый близкий, в прямом и переносном смысле приятель — сосед слева Эдвард, или просто Эд. Парень тридцати с лишним лет был автомехаником и желанным женихом: свой дом, постоянная работа. Правда, он платил за содержание сына, который при разводе отошел бывшей жене и проводил с отцом один выходной в неделю.
Дэвид вел запущенные финансовые дела Эда, за что тот, в свою очередь, всегда был под рукой для тяжелой работы по дому. Марина заметила,
— Не может! Мужчину рядом с ней я представить не могу — слишком независима и горда. Да и он никогда больше не женится, слово дал. В этой стране развод для мужчины слишком дорог, особенно если есть дети. В два счета останешься без денег и крыши над головой.
— Но ведь Эд не остался?
— Еще как остался — все по суду отошло жене! За этот дом он будет выплачивать кредит до конца жизни.
Как-то Дэвиду понадобились дополнительные документы соседа (ключи и разрешение заходить, когда нужно, у него были).
— Хочешь посмотреть, как живет холостяк? — спросил Марину.
Отчего же той было не посмотреть еще одну частную собственность, так дорого обошедшуюся ее владельцу? Вошли — вот она сбыча мечт: все стены, кроме несущих, убраны. Интерьер, конечно, странноватый, брутально-мужской: на нижнем этаже — тренажерный зал с маленькой кухонькой, наверху — большая спальня хозяина, маленькая с детской кроваткой для сына и ванная комната. Все! Нет, не все — из приоткрытой двери спальни виднелось широченное ложе со спинкой из черного металла (Икеа), а на нем — Матка Возка! — черный кожаный хлыст, черный кожаный фартук, черные железные наручники и еще что-то из той же оперы про садомазохизм. Марина онемела.
— Ходит к нему одна бабенка, жена владельца местного паба — она любительница таких вещей. Развлекаются. С виду — такая скромница в очках, — поморщился Дэвид.
А у Марины одна мысль: как бы из этой камеры пыток поскорее ноги унести в свой дом без перепланировки. С тех пор она стала соседа сторониться, но и — любопытная все же — прислушиваться к звукам из соседского сада, который от их собственного был отделен забором. Воплей не было — только громкий счастливый смех хомосапиенсов.
Старыми друзьями Дэвида была семейная пара пенсионеров: Джон, бывший менеджер банка, и Джил, медсестра. Перед их первым визитом Марина расстаралась во всю: сложные салаты, мясо, рыба, яблочный пирог. Дэвид не вмешивался, сказал только, что столько еды никто не осилит. Осилили еще как!
— Хочу тебя предупредить, что Джил — прекрасная женщина, но у нее только одна тема для разговора — внуки в Австралии, ты уж поддержи, пожалуйста.
Марина поддержала разговор об австралийских внуках, а потом сама проявила инициативу, рассказав о своей семье, о Москве и своей такой интересной московской работе — в общем, заткнула за пояс Джил с ее внуками.
Когда гости уехали, она с виноватым лицом повернулась к мужу:
— Я слишком много говорила?
— Для первого знакомства это было хорошо, и всем интересно. И потом тебя можно понять: ты так устала, готовя этот пир, выпила, тебе нужно было расслабиться.
Марина знала, что вела себя не по-английски, читала об этом: слишком выставлялась. И знала, почему это делала. Гости были с ней предельно вежливы, но в глубине ее души змеей таилось подозрение: «Все равно, наверное, считают меня русской, которой повезло переселиться в нормальную страну». Вот и доказывала им, как хороша была ее жизнь там, в ее стране.
Через пару недель они поехали с ответным визитом на юг Англии. У Джона и Джил был просторный особняк, тоже в псевдо-тюдоровском стиле: белые стены с каркасом из темного дерева. Вошли в дом — розово-голубые диванчики, коврики, подушечки, занавесочки, статуэточки, картиночки, ненастоящие цветочки — и настоящий пудель с бантом. «Улыбаться, как ни в чем ни бывало!» — приказала себе ошарашенная столь стародевичьим интерьером Марина. Стол был накрыт, но пуст. Когда сели, был подан томатный суп (Марина знала — суп из банки, сама такой покупала в «Marks & Spencer»), на второе был — стейк (вкусно), к нему — выложенные отдельно вареная морковь целиком, цветная капуста и брокколи (полезно и разноцветно), соус «gravy» (его она не любила). На десерт — яблочная шарлотка со сливками (сытно). Кофе пили в гостиной, потом рассматривали фотографии внуков. Марину, с ее привычкой за кофе говорить о мироздании, как минимум — о роли интеллигенции в истории, так и подмывало начать обсуждать хотя бы отличительные особенности английского национального характера в сравнении с русским. Но не могла найти зацепку для начала дискуссии.
— Мы такие разные, — начала она.
— Да, особенно климат. И как вы там выживаете?
Тут уж пришел черед Дэвида — очевидца, вернувшегося живым из февральской Москвы. Он живописал все, особенно электронное табло на московском телеграфе с цифрами -25 °C.
За этим последовала легкая беседа о капризах погоды. Способствует расслаблению ума. Пришлось присоединиться, хотя так хотелось ввязаться в серьезный спор и обязательно выйти из него победителем.
Джон, всегда как бы полусонный, иногда просыпался и вливал свои комментарии в каскад речей супруги:
— Новая подруга соседа? Она старше его лет на десять. Она сказала, что ей исполнилось сорок пять, только забыла сказать, когда.
Потом, вздохнув:
— Да, старение обязательно, взросление — выборочно.
Марина смеялась шуткам. Джон, по-прежнему сохраняя серьезный и невозмутимый вид, наклонился к ней и шепотом спросил:
— Вы знаете, что такое старость?
— Нет еще, — опешила та.
— Это когда вы больше не спите с вашими зубами. Позже в отделе юмора лучшего здесь книжного магазина «Waterstones» она нашла книжечку под названием «Шутки стариков» и поняла, откуда юмор Джона. Такую же точно книженцию она видела в его доме.
По-настоящему заинтересованным он оказался только, когда зашел разговор о бегах — это было их с Дэвидом общее увлечение.
Они часто ездили на бега. За ними заезжали Джон и Джил, оставляли машину у дома, и уже на одной все вместе ехали в другое графство на ипподром.
— Крути баранку, пока крутишь — жив! — очередной стариковской шуткой подбадривал Дэвида Джон.
Как-то долго искали место, где припарковать машину — все было забито. Нашли его рядом с очень стильной длинной машиной, из которой выходили господа — иначе не скажешь — в дорогих, явно от портного костюмах и галстуках. Дэвид бросил им какую-то шутку насчет парковки. Ответили вежливыми холодными улыбками. «Классовое общество, сэр!» — про себя сказала Марина. Дэвид в джинсах и максэндспенсеровском пиджаке выглядел «прилично», что сразу же выдавало в нем представителя среднего класса. (Аристократы, как усвоила Марина из книг, скучной середины не приемлют: или дэнди, или «I could’t care less!» [51] в обязательных резиновых сапогах — wellies [52] .)
51
Мне наплевать! (англ.)
52
Сокр. от Wellington boots. Резиновые сапоги, которые ввел в моду герцог Веллингтон, командующий Британской армией при Ватерлоо.