Другая Белая
Шрифт:
Дэвид с первых же дней посвятил жену в состояние своих финансов. Неплохая пенсия, есть сбережения в акциях и на банковском счету. В перспективе после шестидесяти пяти лет — государственная пенсия, хотя и очень скромная, но на жену положена небольшая надбавка.
— Мы с тобой, — он подчеркнул «с тобой», — вполне платежеспособны, и у нас есть кое-что на rainy day [33] .
Марина предложила ему разделить оплату счетов, а уж за телефон она просто обязана будет платить сама — ведь звонить в Москву собиралась каждый день. Дэвид отказался:
33
На черный день (англ.).
— Все
Вот этого Марина никак не хотела: никогда никому не была финансово подотчетной, всю жизнь сама зарабатывала, сама тратила, сама и занимала, когда не хватало денег. Он пожал плечами:
— Дело твое.
— Но уж на дом и на себя я буду тратить из своего кармана, ты не возражай.
Он возражать не стал — кивнул одобрительно.
Двухэтажный дом Дэвида стоял на самой окраине маленького городка Мэйдэнхеда. Дом был интересный, по-английски назывался semi-detached, то есть состоящий из двух одинаковых частей и рассчитанный на две семьи (менее престижные дома — terraced — были соединены друг с другом в длинный ряд, более престижные назывались detached, что означало — отдельный особняк). Дэвид сказал, что дом был построен в период строительного бума двадцатых годов, когда элитарные сельские пригороды юго-востока Англии были переделаны на исторический лад. Историзм этого дома был тюдоровским [34] : белый дом с выступающим наружу каркасом из темных деревянных балок. Дотошная Марина заинтересовалась и откопала в «Amazon» [35] книжку карикатуриста и дизайнера Осберта Ланкастера. Ланкастеру этот историзм явно не нравился, и он язвил: «Даже Первая мировая война и ее последствия не смогли снизить антикварный энтузиазм, охвативший английскую публику… Опыт, приобретенный на авиационных и военных заводах, стал использоваться при производстве „старых“ дубовых балок, оконных рам с бутылочным стеклом и фонарей из кованого железа» [36] . Он назвал это «тюдоровским стилем для маклеров». Маклеры наверняка хорошо зарабатывали на продаже этой модной недвижимости. Ланкастеру виднее, но Марине нравилось.
34
Тюдоры правили Англией с 1485 по 1603 г.
35
Крупнейший продавец книг в «сети» (англ.).
36
Цит. по: В. Хилльер, С. Эскритт «Стиль Ар Деко».
«Тюдоровских» стекол в доме Дэвида уже не было, но большой камин сохранился, и железный фонарь все еще висел над входной дверью. Марина находила все это очаровательным. Черные балки были и внутри дома.
— Это можно будет так интересно обыграть… — думала она и тут же себя останавливала. — Уйми свои порывы, хотя бы на первых порах.
Марина хотела быть разумной и неактивной, всем абсолютно довольной.
Про городок Мейденхед говорили, что когда-то он был «с характером», то есть с обликом, хранившим прошлое. Это прошлое, может быть, где-то еще и оставалось, но центр был ужасен: с нелепым «небоскребом», воткнутым в стеклянно-кирпично-каменную низкую застройку непонятного времени. Туда и не тянуло совсем.
А у Дэвида — красота. Уединенное местечко на самой окраине городка. Все соседи не нахвалятся — тишь, да гладь, да Божья благодать. Пять минут пешком — и поля, перегороженные живыми изгородями, а на них пасутся лошадки. Они подходили близко-близко, просто так, поболтать, и Марина читала им стихи из репертуара своей маленькой внучки: «Одна лошадка белая с утра до ночи бегала…»
Дэвид въехал в свой дом не так давно и был им очень доволен. Для Марины же главным было то, что, как он сказал, никакая другая женщина в нем до нее не жила.
Для нее не было секретом, что дизайн интерьера отнюдь не являлся приоритетом для англичан — это не Италия, не Франция и не «новая» Россия. Свой дом есть, это главное! Какое-то подобие интерьера создавалось хозяевами в меру вкуса и потребностей только в нижних комнатах — гостиной и столовой. В гостиной у Дэвида стояли явно знавшие лучшие времена викторианские диван и два кресла с высокими спинками — гарнитур из трех частей, как тут говорят, два книжных шкафа, придиванный столик, на нем лампа с бахромой, на стенах — картины каких-то сражений в темных рамах и фотографии дочери с внучкой — везде, где видел глаз. В давно не действующем камине — электрический обогреватель. В углу — полный комплект современной техники: телевизор и прочее.
Три спальни наверху были меблированы с роскошью каменного века: кровать и две тумбочки в главной спальне, просто кровать во второй, стол с компьютером в третьей. Да, были еще и ванная комната наверху, и отдельный туалет внизу.
К приезду Марины Дэвид основательно подготовился. Выбросил старую мебель из спальни, заменил ее широченной кроватью с ортопедическим матрасом, двумя новыми тумбочками и туалетным столиком. Выбросил и всю старую сантехнику, установил новую ванну, но традициям не изменил: раковина с двумя кранами, подающими горячую и холодную воду раздельно, и ванна без душа. Горячей воды вечером хватало только на то, чтобы наполнить одну ванну. Первой ее принимала Марина, а потом уже Дэвид. «Хорошо, что это не Япония, а то пришлось бы лезть в воду после мужа».
Отопления в доме не было.
— Зачем оно? — откровенно удивлялся Дэвид.
Электрический радиатор действительно нагревал комнату почти до температуры сауны, так что время от времени Марина выбегала на улицу подышать, поскольку проветривание не одобрялось. В спальне «для сугреву» существовало электрическое одеяло. Он, как о смешном происшествии, рассказал, как однажды это одеяло под ним загорелось, после чего он долго судился с фирмой-производителем и даже что-то отсудил. «Не-е-ет, электричества нам в постели не надоть», — решила Марина.
У Дэвида жили два кота. В свои прошлые приезды Марина видела их не часто — они прятались от нее и в основном пребывали в саду. Поставленные перед фактом присутствия в доме новой хозяйки, они вынуждены были пойти на мировую. Марина сама в прошлом была кошатницей и ничего не имела против, но как-то ночью, спустившись в кухню попить воды, щелкнула выключателем и в страхе отшатнулась: прямо на обеденном столе спали они — два старых огромных грязно-серых кота! Сонно приоткрыв глаза и дернув ушами, они и не подумали покинуть свою лежанку. Какие нахалы! Утром Марина сказала об этом Дэвиду. В ответ услышала: «Они привыкли там спать». Теперь ей стало понятно, почему он перед едой всегда протирал клеенку антисептиком. Она была вынуждена смириться с обстоятельствами, но купила и стала убирать после еды две скатерти — льняную и хлопковую.
В голове Марины зрел планчик изменений и в обстановке дома, и в гардеробе мужа. Он определенно не делал из одежды культа. В один из дней Марина открыла встроенный шкаф с разбитым зеркалом — надо срочно его убрать! — который стал их общим, и запустила руки в его костюмы. Их было много, он был прав, когда говорил, что у него все есть, даже смокинг, но… это же экспонаты для музея! Подумала: «Создание этой „коллекции“ началось с его женитьбой и завершилось с разводом — лет пятнадцать назад».
Прорыв в этой части плана удалось совершить очень быстро. Гуляли по Виндзору, зашли в любимый средним классом «Marks & Spencer». Марина обманным путем затащила его на верхний этаж, где продавалась мужская одежда, и быстро осмотревшись, заметила то, что нужно.
— Будь добр, примерь этот пиджак, пожалуйста.
Пиджак сидел отлично.
— Ну посмотри на себя в зеркало, ты же просто — принц уэльский!
Слаксы, рубашки взяла без примерок — размер у мужа стандартный. Не успев оглянуться, он оказался перед кассой и за все это заплатил. Вышли из магазина — Марина никогда не видела мужа столь обескураженным. Вечером, за обедом, со смехом и изумлением он вспоминал события дня: