Другая дверь
Шрифт:
– Не так… – Песя Израилевна нравоучительно подняла палец, – тебе одежду и никаких процентов. А за это ты живёшь у меня неделю. Чай за мой счет… – прибавила она, явно опасаясь, что жилец заговорит о полном пансионе.
– По рукам… – согласился Прохоров.
Он пока не имел ни малейшего представления, на что будет покупать еду, но, поскольку разговор происходил вечером, а наш герой давно привык к тому, что есть после шести вредно, то это его мало беспокоило.
Хотя утром…
– Плюс один завтрак… – добавил он.
– Договорились… – согласилась и Песя, – Я не каплюжница… – и в
И получив этот урок владения иностранными языками, Прохоров отправился спать. Постелили ему на узком топчане в кухне, может, поэтому, а может, почему еще, спал он плохо.
А сейчас, утром следующего дня, сидел наш герой в одних трусах (маек с детства не носил), завернувшись для тепла в какую-то огромную шаль, и под осуждающим взглядом кота терпеливо (хм-хм…) ждал возвращения Песи.
Но поскольку его нехило колбасило в ожидании результата, так что и думать не получалось, то вознамерился он почитать книгу зятя.
Тут, кроме спасения от внутренней колотьбы, было ещё две причины. Никакой другой книги в квартире не оказалось, плюс ридер, в котором содержался роман «Путешествие через», должен был через несколько дней без зарядки (где тот провод с разъёмами и электрические розетки?) сдохнуть раз и навсегда. А это было жалко – роман так и не дочитан, а встреча с автором пока настолько проблематична, что не факт что сегодня это окажется легче, чем два дня назад.
Короче, Слава тыкнул пальцем в первую попавшуюся страницу и попал куда-то в начало, на ещё не читанную главу.
24
«Как-то ноябрьским утром (надо ли говорить, что ноябрь для Новой Зеландии по погоде точно соответствует европейскому маю?), когда автор сего опуса с собакой совершал обычную утреннюю прогулку вдоль моря, случилась у меня интересная встреча, много для меня значащая, хотя, казалось бы, во всяком случае, на первый взгляд, совершенно пустяшная.
Несмотря на отличное утро и замечательного спутника, с самым веселым лаем пытавшегося отогнать волны от моих ботинок, настроение у меня было самого последнего разбора. Оказалось, что я, навсегда покинув свою старую Родину, какой-то немалой частью души её не покинул, а оставил там и, по этой ли причине или по какой-то ещё, мне здесь ничего не нравилось.
Многое, если не все из того, о чём писалось в книгах, изученных мной до начала нашего путешествия, оказалось правдой: права меньшинств, пенсии, всеобщее образование и так далее. Всё в Новой Зеландии было на высоте и даже погода – в точности обещанная: тепло, но не жарко, лёгкий ветерок и замечательный по своей красоте (не могу не признать) берег.
Но…
Солнце здесь стоит выше всего на севере, а не на юге…
Луна убывает не с привычной стороны, а с противоположной…
На небе сияет не Большая Медведица, а совершенно чужой и чуждый нам Южный Крест…
И даже вода стекает в отверстие раковины не в правильном направлении, а против часовой стрелки, что меня почему-то возмущало больше всего.
Понятно, что если ты прибыл сюда туристом, то такие мелочи тебя волновать не могут, а скорее наоборот, интригуют и манят. Но когда ты осознаешь, что это – навсегда, вот тут тебе и хочется покинуть столь прекрасную территорию, чтобы вернуться в свой родной, но привычный ужас. Возможно, что у кого-то это и не так, семья моя, как казалось, вообще подобных неудобств не испытывала, но у меня случилась именно такая оказия. Совершенно неожиданно для самого испытывающего, потому что таким уж консерватором я себя не считал никогда и вообще любил путешествия и новые впечатления.
Возвращаясь к нашей истории, скажу, что плёлся я в таком вот расположении духа, стараясь улыбаться собаке (она ведь ни в чём не виновата, не так ли), когда увидел человека, не спеша бредущего нам навстречу. По виду это был самый настоящий бродяга в изношенных куртке и штанах, в разбитой, как мне показалось, обуви.
Дальше я предоставил анализ ситуации своему псу. У него был удивительный нюх на людей неприятных, и этому нюху можно было всецело доверять, что доказало наше недолгое, но вполне насыщенное совместное пребывание.
Здесь Дикс (простите, я ещё не представил вам моего пса, а его полное имя было Фредерикс) повёл себя непривычно. Обычно бродяги (белые или маори) вызывали в нем или скуку, или неприязнь, и он обходил их стороной (скорей всего, из врождённого добродушия, чтобы не обидеть). Но тут, учуяв встречного, он постоял несколько секунд, словно не веря сам себе, а потом радостно лая, ринулся ему навстречу.
Если бы я имел основание не доверять бывшим хозяевам нашего пса, которые, уезжая на континент, просто подарили нам собаку, я был бы склонен объяснить её поведение тем, что Дикс встретил кого-то из этих когда-то любимых хозяев. Но Симпсоны переехали на континент все, все до одного члены семьи и даже прислугу с собой забрали, так что о хозяевах речь идти не могла.
Привычный и любимый гость?
Не скрою, я в лёгком приступе ревности, которая ещё усугубила моё настроение, тут же позвал собаку:
– Дикс, не хорошо нападать на чужого человека… – корил я его, пытаясь подсунуть псу способ самооправдания.
Но реакция последовала самая неожиданная. Дикс продолжал скакать и всячески ластиться к бродяге, а он поднял голову и, чуть улыбаясь, спросил:
– Так вы русский? Та семья – муж, жена, двое детей, которые прибыли недавно и уже устроили новую кафедру в университете?
Его осведомлённость о нас и наших делах неприятно поразила меня.
– Предположим… – не очень вежливо ответил я, – Что дальше?
– Меня зовут Русский Джек, – он протянул руку, – рад познакомиться…
Наверное, выглядел я после этого представления ужасно глупо, потому что руку в ответ не подал, а смотрел во все глаза на бродягу. Слышал я о нем немало, от легенд о том, как этот человек вёз в обычной тачке с одним колесом своего заболевшего товарища до ближайшей медицины, которая располагалась всего-то в трехстах километрах от того места, откуда они стартовали. До того, какой он удачливый во всём, и сколько золота досталось ему во время последнего бума. Причем рассказывали мне все это местные жители, не русские (Джек был первым, кого я встретил из соотечественников), а англичане, австрийцы, немцы и даже маори.