Другая химия
Шрифт:
— Не переучился ли ты? Может ты пойдёшь поешь, я тебе тут пироженку приготовила?
«Ой, он учит уроки… Наверное, он запарился. Как это прикольно, что он запарился, может подойти и предложить ему пожрать!»
Вот когда ребёнок запарился за этими уроками так, что у него уже шары на лоб лезут, вот тогда они подойдут и «погладят белобрысенький кучерявенький лобик своей доброй материнской ладонью».
А вот если ребёнок прибегает с улицы и лыба до ушей, то тут сразу:
— Что, опять бегаешь! Хоть бы уроки выучил!
А потом эти дети приходят и говорят, что у них ничего не получается, всё
Как люди становятся наркоманами? Принял таблетку, ширнулся, жабанул, покурил и хорошо. Любые наркотики. В том числе алкоголь и табак. Это тоже наркотики. Наркотики это перманентное счастье. Алкоголизм, героиновая или амфетаминовая зависимость, зависимость от снотворных. Уход от реальности. Это простой путь – принял и сразу хорошо. Нет этой цепочки, что нужно что–то делать, достигать и потом будет всё классно. C наркотиками всё быстро.
Наглядным примером может служить история, рассказанная мне одним моим другом Олегом про своё детство:
— Я родился в Питере нормальным ребёнком. У меня отец был военным и в полтора года меня увезли в Германию, потому что наши части там тогда стояли. Вот тогда я жил в раю по совковским меркам. У меня была радиоуправляемая машинка, танк, который стрелял пульками и ездил от батареек. Я ел всякие йогурты, жвачки, конфетки.
Когда мне исполнилось 6 лет и войска из Германии были выведены, меня отвезли в военную часть в 140км от Москвы. У моей маман случилась истерика, потому что должны были дать квартиру в Москве, но не дали. Возможность была, но мои тупые предки её протуканили. И поэтому пришлось ехать в этот городок. Дорог нет, мусорка горит, полуразваленные общежития. А когда она узнала, что мы будем жить даже не в самом городке, а в общежитие для офицеров, вот тут у неё случилось реальная истерика:
— Всё, мы разводимся, я уезжаю к матери!
Потом, когда это всё утряслось – начался двухлетний трешь. Родители решили, что я не могу там жить, и увезли меня к бабушке в деревню. А я тогда был таким цивильным воспитанным ребёнком из Германии, на немецком говорил ещё лучше, чем на русском. И вот тут я весь такой культурный попадаю в первый класс среди всего этого быдла, и меня все начинают обзывать «фашист, фриц, гитлер». Я тогда был довольно боевым ребёнком, с сознанием того, что «мы русские, живём в Германии, мы крутые!». Поэтому в деревню я приехал наглым, самоуверенным интеллигентным парнем.
Сначала на меня давили не сильно. Потом случился один инцидент. Как–то я на перемене купил себе булочку и побежал обратно в класс. Тут ко мне подбежал пятиклассник и выхватил у меня эту булочку. Я подошёл к нему, дал в репу и отобрал эту булочку. На следующий день бегу я по этому же коридору и вдруг отключаюсь. Уже прозвенел звонок, меня поднимают учителя, отправляют с опухшей головой и в предобморочном состоянии на урок и на меня наезжает учительница! Потом я 3 дня валялся дома, у меня было сотрясение мозга, я блевал.
Потом началась разборка в школе. Когда я смог более или менее говорить я объяснил ментам ситуацию. Этого пятиклассника нашли. Я обрадовался и продолжил быть тем самоуверенным мальчиком.
И тут на уроке физкультуры физкультурник мне делает «взыскание»:
— Ну и что ты сделаешь в следующий раз, когда произойдет такая ситуация?
— По морде дам.
— Нет, это неправильно!
И вот с этого момента всё пошло наперекосяк! В школе меня начали регулярно бить, я вообще ни с кем не общался и жил у бабки, которая встречала меня из школы и провожала.
Во второй класс меня привезли в этот военный городок. Горячей воды нет, электричество постоянно отключают, у маман постоянно истерика. Грызня дома была вообще без перерыва.
Большинство парней на территории этой части были реперами. Ну и чтобы меня не лупили я тоже прикинулся репером. Там нужно было выучить название десяти реперских групп. Это был момент затишья.
Прошло где–то полтора года, я учился уже в 3–м классе, и вот тогда началась жесть. У меня в классе была просто мегадеспотичная классная руководительница, которая носила рыжий парик. Она постоянно на нас орала, рвала тетради и била нас указкой. У детей в классе была истерика. Неоднократно приходили разбираться родители, но ей было пофигу. У меня была фобия по поводу этой училки. Я не хотел идти в школу, я упирался просто всеми конечностями! Плюс была фобия, что пока я шёл полтора километра до школы, могла вылезти какая–нибудь сволота и за то, что я не репер дать в репу.
В соседнем классе был один мальчик, который постоянно на всех бычился. И как–то мы начали цапаться, я понял, что сейчас будет драка, и отошёл от этого дела. Но он уже был заведённый, прицепился к другому мальчику и рассёк ему голову металлической линейкой. После этого я стал ещё меньше хотеть ходить в школу.
Где–то классу к пятому у нас в школе появилась тенденция «ставить на бабки». Шестиклассники были отморозками и поджидали всех, кто был младше перед школой:
— Деньги есть?
— Нет.
— Сейчас по мордашке настучу, всё, что найду – всё моё.
По мордашке настучали, ничего не нашли. Идёшь домой. А дома разборки, вечная грызня, потому что очень ждали квартиру в Москве, а вместо этого отсутствие горячей воды, отключение света, а дом весь течёт и рассыпается.
Отец в основном был на работе. Предыстория его примерно такая. Его матушка — тётка с 4–мя классами образования. Максимум как она его воспитывала, это могла дать котлету, рубашку и когда приезжал дед, нажаловаться на батю, чтобы тот его выпорол. У меня была примерно такая же модель воспитания. Он мне всё запрещал. Меня постоянно били и ругали.
Когда мне исполнилось 11 лет, я словно съехал с катушек. Я узнал, что такое рок–музыка и вошёл в эту тусовку, хоть она и была маленькая. Вот тогда стало помягче, потому что была какая–то защита и уже было не так страшно ходить по улицам. Но там было жуткое бухло, а в 12 лет я первый раз попробовал наркотики.
За пределами школы у меня была какая–то защита, а в самой школе нет. Я был единственный волосатый в школе и носил косуху. Ну и начиналось: — Эй, волосатый, а ну как иди сюда!
Я принципиально не мог подстричься или поменять шмотки. Это значило бы, что я вылечу из той рок–тусовки. С одноклассниками было ещё более или менее, но зато до 8–го класса я систематически был бит всеми старшеклассниками.