Другая сторона прощания
Шрифт:
– Кто-нибудь, кроме меня, заметил парадокс? – спросил Босх, продевая ремень в петли брюк. – Эта семья сколотила состояние на металле, а теперь, чтобы попасть в дом, нужно пройти через металлодетектор.
Охранники промолчали.
– Ну ладно. Значит, никто, – кивнул Босх.
Застегнув ремень, он проследовал к очередному охраннику: в костюме, с непременным наушником в ухе, микрофоном на запястье и безжизненным взглядом сотрудника секретной службы. Словно в довершение образа крутого парня, голова мужчины была обрита наголо. Он не представился, но Босх предположил, что перед ним тот самый Слоун, о котором ему
Его проводили в мрачную, отделанную деревом комнату. На одной из стен в четыре ряда висели рамки с фотографиями формата А4 – штук сорок или около того. В углу стояли два дивана, рядом с ними был бар. Мужчина в костюме указал Босху на диван:
– Присядьте, сэр. Когда мистер Вэнс будет готов к встрече, за вами зайдет секретарша.
Босх выбрал диван напротив стены с фотографиями.
– Не желаете стакан воды? – спросил «костюм».
– Нет, мне и так хорошо, – ответил Босх.
«Костюм» занял место у двери, через которую они только что вошли. Обхватив правой ладонью левое запястье, он застыл в позе, означавшей: «Я все вижу и готов к чему угодно».
Чтобы скоротать время, Босх принялся рассматривать фотографии с зарисовками из жизни Уитни Вэнса и изображением людей, с которыми он встречался. На первом фото был Говард Хьюз в обществе какого-то подростка – должно быть, Вэнса. Оба стояли, прислонившись к некрашеному металлическому фюзеляжу самолета. Похоже, чтобы соблюсти хронологию, снимки нужно было рассматривать слева направо. На каждой фотографии был Вэнс, а рядом с ним – известные промышленники, политики и медийные персоны. Босх не сумел бы назвать по именам всех, с кем позировал Вэнс, но большинство лиц – от Линдона Джонсона до Ларри Кинга – были ему знакомы. На всех фотографиях Вэнс одинаково улыбался левым уголком рта, словно давая понять, что это не он предложил сделать снимок. От одного фото к другому лицо его становилось все старше, веки все тяжелее, но улыбка оставалась прежней.
Фотографий с Ларри Кингом, знаменитым ведущим ток-шоу с известными людьми на канале Си-эн-эн, было две. На первой Вэнс и Кинг сидели друг напротив друга в студии, где более двадцати лет снималась передача «Ларри Кинг в прямом эфире». На столе между ними обложкой к камере стояла книга. На второй фотографии Вэнс ставил в книге автограф для Кинга – похоже, золотой ручкой. Босх встал и подошел к стене, чтобы рассмотреть снимки как следует. Надел очки, всмотрелся в первое фото и прочел название книги, которую Вэнс рекламировал по телевидению: «Уитни П. Вэнс. СТЕЛС: История создания самолета-невидимки».
Название было знакомым. Босх вспомнил, как Уитни Вэнс написал историю своей семьи, а критики разгромили ее, и вовсе не из-за содержания. Из-за того, что слишком многое осталось недосказанным. Отец его, Нельсон Вэнс, в свое время был акулой бизнеса и неоднозначной политической фигурой. Ходили бездоказательные слухи, что он был членом тайного общества промышленников, богатых сторонников евгеники. Предметом этой так называемой науки было улучшение человечества через контроль за деторождением и ликвидацию потомства с нежелательными характеристиками. После того как во время Второй мировой войны нацисты устроили под этим сомнительным знаменем настоящий геноцид, люди вроде Нельсона Вэнса сочли, что лучше помалкивать о своих убеждениях.
Книга Уитни Вэнса являла собою апофеоз тщеславия. В ней всячески восхвалялись достоинства его отца, но не было ни слова о недостатках. С возрастом Уитни Вэнс превратился в форменного затворника. На публике он появился, лишь чтобы разрекламировать свою книгу. Тогда-то на него и набросились с вопросами о тайных подробностях отцовской биографии.
– Мистер Босх?
Он обернулся. В другом конце комнаты, у двери, ведущей в коридор, стояла женщина. На вид ей было лет семьдесят. Седые волосы ее были собраны в деловитый пучок на макушке.
– Меня зовут Ида. Я секретарь мистера Вэнса, – сказала она. – Он готов с вами встретиться.
Босх проследовал за ней в коридор длиною в городской квартал. В конце его был короткий лестничный пролет, а за ним – еще один коридор, ведущий в крыло здания, выстроенное чуть выше по склону холма.
– Простите, что заставили вас ждать, – произнесла Ида.
– Ничего страшного, – отозвался Босх. – Я с удовольствием посмотрел фотографии.
– От них так и веет историей.
– Согласен.
– Мистер Вэнс с нетерпением ждет встречи с вами.
– Славно. Никогда не общался с миллиардером.
После этой фразы разговор был окончен. Похоже, заводить речь о деньгах в этом особняке, являвшем собою памятник богатству, было грубо и бестактно.
Наконец они подошли к двустворчатым дверям. Ида ввела Босха в домашний кабинет Уитни Вэнса.
Человек, к которому пришел Босх, сидел за столом спиной к камину – такому здоровенному, что в нем можно было бы укрыться во время торнадо. Он дал знак подойти ближе, подняв худосочную руку – столь бледную, словно на ней была латексная перчатка.
Босх приблизился к столу. Вэнс указал на одинокое кожаное кресло напротив. Он не протянул руки гостю. Заняв свое место, Босх заметил, что Вэнс сидит в кресле-каталке с пультом управления на левом подлокотнике. На темном полированном столе лежал один-единственный лист бумаги – то ли чистый, то ли перевернутый лицевой стороной вниз.
– Как поживаете, мистер Вэнс? – вежливо спросил Босх.
– Как поживаю? По-стариковски, вот как я поживаю, – ответил Вэнс. – Как я ни старался победить время, оно мне не по зубам. Да и никому другому. Человеку с моим положением непросто говорить такие слова, мистер Босх, но я смирился с неизбежным.
Подняв все ту же костлявую бледную руку, он обвел всю комнату одним широким жестом и добавил:
– Вскоре все это потеряет всякий смысл.
На всякий случай Босх оглянулся – мало ли, может, Вэнс хотел что-то ему показать. Справа стоял длинный белый диван и кресла того же цвета. Рядом была ширма, за которой при необходимости мог скрыться хозяин кабинета. На двух стенах висели картины – холсты с яркими цветовыми пятнами.
Босх снова посмотрел на Вэнса. Старик удостоил его кривой улыбкой – той самой, что Босх видел на фотографиях в приемной, левым уголком рта. Похоже, он не умел улыбаться полностью – ни в прошлом, ни теперь.