Другая Вселенная
Шрифт:
Мэйхью остановился возле первого саркофага, глядя на лежащего под его прозрачной крышкой мужчину. Лицо телепата стало серьезным и сосредоточенным.
— Ему снится настоящее пиршество, — сказал он наконец, — Стол, покрытый белоснежной скатертью, хрустальные рюмки, начищенное серебро… За столом сидят другие люди, но их лица неясны, точно размыты. Похоже, они его не слишком интересуют. Ага… официант показывает мне бутылку вина… теперь наполняет мой бокал. Официант — пожилой, осанистый человек с румяным лицом и серыми курчавыми бакенбардами… Он улыбается, наполняет бокал на четверть, потом отставляет бутылку и ждет… попробуем… Белое сухое вино, очень терпкое. Я удовлетворенно киваю головой… Другой официант подает мне устриц на серебряном блюде, свежий хлеб, масло, ломтики лимона…
— Не совсем то, что мы ищем, — прервал рассказ Граймс.
— Да, да, конечно. А я только начал входить во вкус… Никогда в жизни не видел устриц, хотя читал о том, как их едят. И вот такая возможность… Ладно, теперь уже поздно. Во сне все происходит быстро, сейчас ему снится что-то другое.
Мэйхью нахмурился и перевел взгляд на второго мужчину, чей саркофаг располагался выше.
— Этот человек, он… ему снится, что он работает. Он шагает по склону холма, по упругому дерну. В его руках — раздвоенный прут. Такой шероховатый… Это живое дерево, я чувствую его так, словно оно — продолжение моих рук… Он вздрагивает, словно земля то притягивает его, то отталкивает… Я знаю, что подо мной. Вот… водная жила. Она поворачивает… А еще глубже под землей — руда. Я иду дальше. Я не спешу. Да, определенно рудная залежь…
— Вот это ближе, — перебил Граймс, — Но все равно не то.
— Прошу Вас, сэр, — почти прошептал Мэйхью, — не перебивайте меня. Я не могу выйти из сна где угодно. Определенная цикличность…
Он умолк, потом глубоко вдохнул, потом открыл глаза и подошел к другому саркофагу. В нем лежала высокая угловатая женщина. Кожа землистого оттенка туго обтягивала широкие скулы. Казалось, холод, в который погружено ее тело, ощущается на расстоянии — более глубокий, чем холод межзвездного вакуума. Едва взглянув на нее, Мэйхью вздрогнул, беззвучно пошевелил губами, потом застыл, устремив на нее невидящий взгляд и, наконец, прошептал:
— Она мертва. Мертва… Но…
— Но что? — нетерпеливо спросил коммодор.
— Но… я чувствую… как бы это сказать… призрак воспоминания…
— Тень, — подсказал Кэлхаун.
— Скорее отпечаток. Ее мозг еще помнит самую последнюю мысль, переживание… Как жаль, что я не могу оживить ее… Это только отпечаток чувства… Да-да, последних переживаний. Настолько сильных, что она не смогла этого пережить. Это ее убило.
— Вы хотите сказать, что ее смерть вызвана не физическими и не физиологическими причинами? — доктор Тодхантер вскинул брови. — По-моему, это из области фантастики. Капитан, — он повернулся к Митчеллу, — может быть, попробуем ее оживить? Ох, простите… Насколько я понимаю, для этого нам придется разбудить весь корабль. Здесь нет системы индивидуального «прогрева»…
— Совершенно верно.
— Капитан Митчелл, Вы не возражаете, если мы воспользуемся одним из пустых саркофагов?
— Вообще-то это не положено, но… Постойте. В отсеке четвертого экипажа…. Думаю, Кэррадайн возражать не будет.
— Прекрасно.
— Только проверьте прежде остальных лозоходцев, мистер Мэйхью, — сказал Граймс.
Мэйхью подчинился. Остальные три женщины были живы — настолько вообще можно назвать живым человека в таком состоянии. Всем троим снилось примерно одно и тоже: домашний очаг, мужья, дети…
Капитан и Мэйхью откинули крышку саркофага, и прозрачный блок замерзшего газа, в который было впаяно тело, легко выскользнул наружу. Несмотря на невесомость, пришлось повозиться, чтобы протащить его по тесному проходу — а потом по коридорам, с палубы на палубу, в другой конец сферы, к гибернаторным отсекам экипажей.
Крышки пустых саркофагов были откинуты. Тело женщины, все еще покрытое слоем замерзшего газа, опустили в ближайший саркофаг. Все собрались в отсеке, люк был задраен, и доктор включил систему «разогрева». Блестящая стекловатая корка превратилась в туманные язычки. Клубясь, они лениво стекли и растаяли, потом саркофаг заполнился клубами газа. Процесс, который коммодору уже довелось наблюдать не так давно, повторялся. Вот из отверстий начала поступать янтарная жидкость, завибрировала пневматическая подушка, на которой лежало тело… Сероватая кожа женщины стала восковой, потом на скулах проступил легкий румянец… Веки дрогнули и приоткрылись… нога несколько раз дернулась…
— Но она жива, — пробормотал Граймс.
— Не может быть, — возразил Мэйхью. — Я чувствую, что она мертва… Это судороги. Или нет?.. Проклятье… Мне это не нравится, совсем не нравится.
Крышка саркофага поднялась, и женщина медленно села. Ее глаза были широко раскрыты, но в них не было ни малейшего проблеска сознания. Хриплое дыхание с шумом выходило из легких, с приоткрытого губ с каждым выдохом слетали капли слюны…
— Голубое небо, — прошептал Мэйхью, — ослепляюще голубое… оно рвется… как кусок ткани в огромных руках, с треском, который больше похож на гром… Но такого грома не услышишь в самую сильную грозу… Трещина становится шире, разрастается, и за ней — чернота и пустота, в которой нет ничего… Нет, подождите… Из пустоты появляются фигуры в сияющих белых одеждах, с огромными белыми крыльями, которые заслоняют полнеба… Они подносят к губам золотые трубы. Раздается звук — высокий, пронзительный, нежный… Неземной красоты музыка льется с небес, точно золотой поток… Поют прозрачные голоса… И пылающие мечи карают неправедных… И… и… Все, — выдохнул он. — Теперь она окончательно мертва. Мертвее некуда.
— Так вот, значит, что ей снилось, — едва слышно, бесцветным голосом проговорил Митчелл. — Вот о чем она мечтала — с такой силой, что это желание увлекло за собой весь наш корабль. Мы провалились в эту щель в небесах… Но черт возьми… Неужели это она сделала? Неужели она могла такое сделать?
— Вы можете предложить лучшее объяснение? — возразил Мэйхью.
— А оно есть? — устало отозвался Граймс.
Глава 22
Конечно, это объяснение было чрезвычайно странным — настолько странным, что с трудом укладывалась в голове — но было ли другое? Экипаж «Дальнего поиска» безуспешно пытался решить эту проблему при помощи сложнейших математических расчетов, основываясь на законах физики — почему? Может быть, в расчеты закралась ошибка? Или законы, лежащие в основе этого явления, были еще не открыты? А может быть, существовала иная причина? Как бы то ни было, последняя гипотеза представлялась если не единственно верной, то наиболее правдоподобной. История человеческой цивилизации, равно как и история других рас Галактики, сохранила немало свидетельств того, как лозоходцы искали — и всегда находили искомое. Возможно, кто-то из них продолжал поиски даже во сне, когда контроль сознания отключен. Они устремлялись сквозь пространство и время… и оказывались за пределами пространства и времени, увлекая за собой тех, кому случилось оказаться рядом.
— Коммодор, — проговорил Митчелл, — голову даю на отсечение, именно это и произошло. Сравните свой корабль — и наш. Наш — настоящий… ноев ковчег. Ящик с реактивным двигателем. А у Вас это устройство, искривляющее континуум… Я, правда, так и не понял, как оно работает. В наше время ни о чем подобном даже не мечтали.
— Возможно, Вы правы, — задумчиво отозвался Граймс. Он был готов ухватиться за любую возможность. Тем более теперь, когда необходимо вытащить отсюда оба корабля — свой и капитана Митчелла… Он лихорадочно вспоминал все, что когда-либо читал о Первой Волне Экспансии, об этих примитивных межзвездных ковчегах. Но в памяти то и дело всплывала одна фраза: «Каждой твари по паре». Экипажи только из семейных пар. Кстати, и колонистов это тоже касалось…
Только пары?
— Мистер Мэйхью, — торопливо проговорил он, повернувшись к псионику. — Вы можете… войти в чье-нибудь сознание?
— Войти? Но я же не призрак, сэр!
— Простите. Я имел в виду… внушить человеку какую-нибудь мысль. Побудить его что-то сделать.
— Наш кодекс это запрещает, сэр.
— К чертям Ваш кодекс. Проклятье… Насколько я понимаю, его действие распространяется на всю Галактику?
— Да, сэр.
— Вне зависимости от политических границ?
— Именно так.