Другая жена
Шрифт:
— Мне очень жаль, мистер Хардинг. У меня для вас плохие новости. Адвокат мисс Робертс всячески старался доказать ее алиби. И мы пытались тоже. Но ничего не нашли. Сегодня утром прокурор вынес обвинение.
— Хотите сказать, что она пойдет под суд?
— Вот именно. К сожалению, она отказалась от всякого сотрудничества. Прокурор не сомневается в ее вине. И убежден, что сумеет это доказать.
Все кончилось, прежде чем я пришел к какому-то решению. И еще раньше, чем я понял, что делаю, сказал:
— Мне нужно с вами немедленно поговорить.
— Пожалуйста, мистер Хардинг. Я здесь, на Центр-стрит. Приходите. Помолчав, он добавил:
— Я рад, что вы наконец решились. Так будет лучше для всех.
16
На Центр-стрит я поехал в такси. Никогда мне и в голову не приходило, что я могу сделать это, не посоветовавшись с Бетси, не предупредив Старика. Но все это было уже неважно, я только ощущал чисто физическую потребность ослабить нажим. И даже не пытался понять загадочный намек Трэнта. Речь шла об одном — отдать Анжелике долг, раз навсегда избавиться от этой обузы.
В здании на Центр-стрит охранник отвел меня в ту же комнату, в которой я уже был, или точно такую же. Скоро пришел Трэнт, со своей обычной приветливой, но теперь пугавшей меня улыбкой.
— Надеюсь, вы не раздумали, мистер Хардинг?
— Нет.
В комнате стояли простой деревянный стол и стул. Усевшись, он взглянул на меня.
— Чтобы вы были в этом уверены, думаю, будет лучше, если я вначале познакомлю вас с некоторыми фактами. Боюсь, я был с вами не совсем откровенен. К сожалению, полицейские не всегда могут придерживаться правил. По большей части я все знал с самого начала. Знаете, как только мистер Кэллингем назвал мне по телефону ваше имя, я подумал, не тот ли вы Уильям Хардинг, который написал «Зной юга». Прежде чем ехать к вам, просто так, по привычке, посмотрел фотографию на обложке книги. Я только что вернулся из квартиры Лэмба и в кармане еще лежал перстень с дельфином. Разумеется, я тут же узнал в нем перстень, который был на пальце вашей бывшей жены. Так что я уже тогда знал, что она в этом замешана и что вам тоже есть что скрывать. Раз вы отрицали, что перстень вам знаком, я понял, вы что-то скрываете. А когда я, еще позднее, показал вашу фотографию миссис Шварц, она опознала в вас человека, который дрался с Лэмбом в коридоре дома, где жила мисс Робертс, мне стало ясно, что вы скрываете.
С каким-то болезненным интересом, словно все это не имело ко мне отношения, я подумал: «Значит, женщина, которая вышла в ту ночь из такси, была миссис Шварц».
Лейтенант Трэнт наклонился ко мне через стол, все такой же бесконечно терпеливый, как всегда.
— С самого начала я мог пригласить вас на допрос. Но мне казалось, что я вас хорошо понимаю, хотя только по «Зною юга». Сказал бы, что вы романтик, мистер Хардинг, но в то же время человек ответственный. Не любите, когда на вас давят, когда вам угрожают, но всегда сделаете то, что сочтете правильным. Если я буду на вас давить, решил я, ничего не добьюсь. Если, наоборот, оставлю вас в покое и только время от времени буду вас беспокоить, вы, несомненно, когда придет время, решите что ваш гражданский долг для вас важнее, чем некие химеры романтической галантности.
Я едва его слушал; превозмогая усталость, тупо внимал его словам. Умные глаза, словно любующиеся своим умом, упорно изучали мое лицо.
— И, как видите, все так и вышло. Несколько позднее, чем я ожидал, но получилось. Когда до вас дошло, что ей все равно будет предъявлено обвинение, когда вы поняли, что уже ничем не можете ей помочь, решились сказать правду. Уверяю вас, прокурор оценит ваши показания. Все пройдет без сучка, без задоринки.
Я все еще усиленно пытался понять смысл его слов. Удивительно тихий для полицейского голос доносился как сквозь туман.
— Вы, конечно, встречались с вашей бывшей женой после ее возвращения в Нью-Йорк, правда? И даже пытались ей как-то помочь, когда возникли проблемы с ее навязчивым, опасным и непредсказуемым любовником. Когда его застрелили, вы знали — это она. Из этого не следует, что у вас были какие-то доказательства, что вы в юридическом смысле стали соучастником преступления. Но вам настолько хорошо известны были обстоятельства, что вы не сомневались, кто это сделал. А ваше отношение к убитому — что он ничего иного и не заслужил — определило ваше дальнейшее поведение. Решили защищать ее, помочь ей скрыться.
Не мигая, глядел я ему в лицо, словно не в силах оторваться от этой уверенной, ободряющей улыбки.
— Я даже знаю, что в день после убийства вы были в отеле «Уилтон». Наверняка дали ей денег. И проводили на поезд. Насколько я вас знаю, вы не колеблясь подтвердили бы ее алиби, будь вы в ту ночь один, а не с мисс Дафной.
Душа моя настолько отупела, что только теперь, когда он мне все выложил, я понял, что это все меняет. И это так меня ошеломило, что я вначале испытал лишь ужас от того, как ловко он все раскрыл, и от того, как неверно, как абсурдно все интерпретировал.
— Вы думаете, я пришел дать показания против Анжелики?
— А вы пришли не из-за этого, мистер Хардинг?
— Господи, а я-то думал, что вы невероятно умны. Ведь я пришел сказать, что она невиновна. В два часа, в то время, когда был убит Джимми, она была у меня — в нашей квартире.
И я все рассказал ему: как нас застала Элен, как я солгал Старику, как безнадежно запутался в ложном алиби Дафны; подробно объяснил ему характер отношений между Дафной и Джимми, ее версию о том, как она провела ночь; изложил и свое мнение, что Джимми убил тот, с кем была заранее назначена встреча. Рассказывая, испытывал горькое удовлетворение от того, что он ошибся. Я прекрасно знал, что лишаюсь всего, и должности, и принадлежности к клану Кэллингемов, и даже Бетси, но самоуважение, вернувшееся ко мне, того стоило. В этом и была ирония судьбы — в том, что, отклонив жертву, предложенную Анжеликой, я сам приношу все в жертву, чтобы ее спасти.
Рассказывая, я не пытался взглянуть на Трэнта. Он перестал для меня существовать. Стал просто безликим слушателем в исповедальне.
— Вот как все было, — закончил я. — И было просто глупо не рассказать вам это с самого начала.
— Значит, вот как все было, мистер Хардинг. — Трэнт заговорил впервые с начала моей исповеди. Звук его голоса заставил меня поднять глаза. По нему не видно было, как он ее воспринял. И что думал обо мне — тоже. Лицо стало непроницаемым и невыразительным.
— Значит, мисс Кэллингем лгала?
— Да.
— И мистер Кэллингем лгал?
— Да.
— И Элен лгала?
— Да.
— И мисс Робертс лгала, хотя рисковала, что будет обвинена в убийстве?
— Конечно, лгала. У нее навязчивое представление, что она должна меня оберегать. Знала, что все это могло значить, как воспримет это мистер Кэллингем и… и моя жена.
— Понимаю.
Трэнт посидел немного, сложив руки на столе. Потом встал.