Другая жизнь оборотня
Шрифт:
– Ерундень, – поморщился Сергей, – это не мужское занятие. Кому такое надо?
– Не поверите, сколько вокруг коллекционеров, – заметил Юрий Петрович. – Феоктистов считался одним из лучших мастеров, буквально тонул в клиентах, зарабатывал много.
– Не мужское дело, говоришь? – передразнила мужа Виктория. – Может, оно и так, но деньжата он жене мужские приносил. Не то что некоторые.
– Так баба у покойного заботливая, не ленивая, наверное, и голова у нее годами не болит, – мигом начал размахивать саблей Кузнецов.
– Господа, хотите кофе? –
– Спасибо, он у меня уже в носу булькает, – отказалась Виктория Ивановна. – Долго нам тут сидеть?
– Пока полиция со всеми не поговорит, – объяснила я.
– Целый день потеряем, – огорчилась Виктория. – Дом здоровенный, надо все изучить, чтобы лучшее выбрать. Даша, вы в мебели разбираетесь?
– Не очень, – честно ответила я.
– Антикварный буфет от новодела не отличите? – пригорюнилась Кузнецова.
Я покачала головой.
– Нет.
– Да понятно же и так, что есть старье, – засмеялся Сергей. – Рухлядь облупленная, жучком погрызенная, ручек у нее нет или замок выпал.
– Сейчас искусно старят современную мебель, – объяснила Елена, – а предмет обстановки прошлых веков может быть отреставрирован и выглядеть новеньким.
– Развалины есть развалины, – возразил Сергей, – я только бегло посмотрю и сразу скажу, когда дрова на свет родились.
Нина показала на роскошный, украшенный позолотой комод черного дерева, стоящий в простенке между окнами.
– Можете назвать его примерный возраст? И кто его сделал?
– Италия, – без тени сомнения заявил супруг Виктории, – на заказ сколотили. У моего приятеля Женьки точь-в-точь такой стоит.
– Да? – удивилась Нина.
– Женя деньги метлой метет, – с завистью заметил Сергей, – я в его автосервисе мастером работаю. Ольга его решила красиво квартиру обставить, а Женек у нее под пятой. Лично мне это не нравится – не интеллигентная мебель. Такую те, кто на рынках торгует, берут. Или бабы глупые. Мне по душе простота.
– Если у вашего приятеля точь-в-точь такой комодик, то обрадуйте его, – зачирикала Нина. – Этот секретер сделал в тысяча семьсот двадцатом году Андре-Шарль Буль, краснодеревщик Людовика Четырнадцатого. Когда мама на аукционе приобрела его, он находился в плачевном состоянии. Но родители его отреставрировали.
– Дорогая штукенция? – деловито осведомилась Виктория Ивановна.
Нина посмотрела на Кирилла, тот надул губы.
– Реальную стоимость назвать трудно, уникальный антиквариат продается через аукционы. Стартовую цену могут поставить невысокую, но она ракетой взлетит. Наоборот тоже бывает. Правда, я не специалист. Думаю, что он стоит тысяч четыреста-пятьсот. Но это предположительно.
– Полмиллиона рублей хорошо, хоть и не капитал, – заметил Анатолий.
Кирилл повернулся к нему.
– Я назвал цену в долларах.
Кузнецова ахнула.
– Не фиговый комодик… А ты, Сергей, дудел: «не интеллигентный»… За такие деньжищи и дерьмо сладким покажется. И много у вас таких, Пулей сделанных?
– Фамилия мастера Буль, – поправила Нина. – Нет, всего один.
Виктория подошла к секретеру, который я сначала посчитала комодом, и похлопала его рукой.
– Зарезервируйте это пока за мной.
– Здесь не магазин. Мы ничем не торгуем, скидок не делаем, товар не резервируем, – отчеканил Кирилл. И продолжил, явно разозленный: – Не понимаю, какая муха укусила Виктора Марковича, у него вроде не было признаков маразма. Почему он вдруг решил сделать подарки людям, о которых семья никогда не слышала? И все же мы выполним последнюю волю покойного. Нравится комод? Уносите. Никто вам слова поперек не скажет. Но не стоит вести себя здесь так, словно вы барыня, а мы холопы-приказчики. И, кстати, вы вспомнили, как помогли Виктору Марковичу в указанный им день?
Поджав губы, Кузнецова отвернулась к окну.
– Нет? – ехидно уточнил зять покойного. – Вот и нечего рассчитывать на секретер Андре-Шарля Буля. В завещании четко сказано: подарок получит только тот, кто расскажет, как помог Шкодину.
– Трудное условие, – вздохнула Елена. – Виктор Маркович поставил перед людьми, на мой взгляд, невыполнимую задачу. Я вот помню только прошедшую неделю, да и то не всю.
– Надо отталкиваться от значительных событий в жизни, – посоветовал Анатолий. – У меня дата пятнадцатое октября. Я посмотрел в Интернете вечный календарь. Это не выходной, значит, я ходил на работу.
– Вечный календарь? Что за штука такая? – полюбопытствовала Виктория Ивановна.
– Таблица, по которой можно определить день недели за любой год, – ответила Нина.
– Впервые слышу о таком, – удивился Сергей Леонидович.
– Да ты вообще ничего не знаешь, – огрызнулась жена.
– Точнее, была пятница, – задумчиво продолжил Анатолий. – Теперь включаем логику. Раз не выходной, то я был на службе.
– Гениально, – хихикнула Кузнецова. – И что дальше?
– Надо еще поразмышлять, – признался Плотников. – Дарья, а с кем вы упорно переписываетесь? Кому безостановочно эсэмэски посылаете? Пользуетесь тем, что вашего мужа нет рядом, и с кем-то секретничаете?
– Особых тайн от Феликса у меня нет, – спокойно ответила я, – а общаюсь я с дочерью. Если она пришлет нужное фото, я точно буду знать, чем занималась шестого сентября девяносто девятого года.
– Да ну? И как вам это удастся? – удивилась Нина.
Я улыбнулась.
– Большую часть жизни я получала маленькую зарплату – преподавала французский язык в непопулярном институте, который давно прекратил свое существование. Двое детей, алиментов нет, надо было научиться грамотно распределять бюджет. А у меня это никак не получалось, вечно я оказывалась в минусе. Потом купила в метро на лотке брошюрку «Как жить без долгов» и кое-чему научилась. Начала тщательно записывать все свои расходы, причем подробно. Через месяц стало понятно, где у меня дыры: то поход в буфет с коллегами, то покупка какой-нибудь керамической собачки. Я перестала бегать пить кофе, стала проходить мимо милых пустяков – вроде ерунда, а денег прибавилось.