Другая жизнь
Шрифт:
– Задаток… – Мужики полезли по карманам.
– Оставьте себе. Сколько ваших легло?
– Семеро.
– Лиса, принеси им на семерых, сколько Второй даст; скажи, я попросил. Отдадите семьям, воины, еж вам в… одно место. И еще раз: никому, ничего. От нас через год человек придет, проверит. Все понятно?
– Понятно. Благодарим, уважаемый.
– Все. Разбирайте засеку, запаливайте костры.
Таким командирским голосом шипел – если бы я его не знал, сам бы штаны намочил. Где только нахватался? Пошли к своим.
Второй вертел
– Всегда хотел что-нибудь легкое вторым клинком взять. Вот и нашел.
– А чего так не радостно?
– Так воин-то посильнее меня был. Еще бы чуть-чуть, и он бы мой меч разглядывал.
– Так ты ж его срубил, почему он сильнее?
– Он просто осматривался. Срубил бы меня сразу – вы бы на него накинулись. И от Лисы он мной закрывался. А достал я его потому, что он на коне привык драться, вот про ноги и забыл немножко. Там в сече на них поножи кавалеристские, а здесь нет. Ладно, как там Старшой говорит: «Будем жить, пока живы».
Я остолбенел: круче Второго в драке был, наверное, только Весло, но там установка на другое – прорваться и уйти.
– Панцирь его чего не взял?
– Слишком заметная вещь. Да и заслужил он в броне упокоиться.
– А меч?
– А оружие можно. «Я жив, пока мой меч видит солнце и кровь врагов».
– Ну-ну. Может, как Старшой, нам вечером стихи почитаешь?
– Ты знаешь, куда тебе пойти…
15 ветряка 317 года. День. Северные отроги. Лиса
Эти поиски и большая драка многое изменили в отряде. Я вспоминаю, как отец набирал молодых парней на службу в егеря, когда наступала необходимость. Обычно это переходило от отца к сыну, но бывало и так. Всегда шла притирка старых и молодых, и кто-то уходил, и кто-то возвращался, и кто-то погибал от браконьерской стрелы или от зубов и клыков хищника. И вот наступал момент, обычно после большой облавы на людей или охоты на зверя, когда егерская застава становилась одним целым.
Попыталась это рассказать Сержанту и Старшому.
Сержант вспомнил, что в армии тоже так.
– Притерлись друг к другу просто.
Старшой покивал головой:
– Легче жить, когда знаешь, что тебя прикрывают по бокам и сзади. Семья тоже ведь для этого. Спокойствие наступает: все свои, можно доверять. Сержант вон только сейчас стал спать, когда молодежь в карауле; ведь так?
Сержант усмехнулся и кивнул, покрутив башкой. Жуткое зрелище для непривыкших. Где ж такие шрамы можно получить…
– Семейка, ежа контулукского им в задницу, – Сержант почесал репу, – осядем где-нибудь, детишек нарожаем.
Мы со Старшим рассмеялись, он-то весело, а я через силу, детишки – это здорово, мне, наверное, это теперь не грозило. А хочется.
9 капеля 317 года. Утро. Северная дорога. Старшой
После удачи с золотом в шахте Старшина перестал брать совсем мелкие
Пару раз видели даже небольшие воинские отряды с корроннскими флажками на пиках. Один из отрядов пытался даже прищемить нас, приняв за разбойников, но вышедшие вперед Весло с Сержантом развеяли их опасения. Молодой командир, с только пробившимися усами, даже вскинул руку в приветствии, проезжая мимо нас. Отряд тоже состоял почти полностью из молодежи, в новенькой броне, на лошадях одной масти. Проезжая мимо, они с гонором держались в седле, но косились на наши пыльные мятые кирасы и неуставные сбруи у каждого.
Сзади ехали двое ветеранов, с повисшими усами и в потертой, видавшей виды броне.
– Куда, бойцы? – окликнул их Старшина.
Те хотели промолчать, но, внимательно посмотрев на куртку Старшины, все-таки ответили:
– В Брони, в караул.
– Как там столица? Ром не подорожал?
– Дешевеет, наоборот. Еле держимся, – засмеялись они.
– Без ран! – крикнул им вслед Старшина.
– Без ран! – откликнулись они на это воинское пожелание.
Я догнал Сержанта.
– Что вы им сказали?
Весло усмехнулся, не ответил. Сержант, как обычно, покрутил головой, надел шлем.
– Солдат солдата завсегда понять может, а в строю он или в отставке – все равно, – голос его дрогнул.
Весло снова усмехнулся. Похлопал Сержанта по плечу:
– Ты еще в строю, вояка.
– Знаю. Мы в строю, пока не закопают.
– Старшой, ты ему сегодня почитай что-нибудь веселое, а то не заснет еще, расплачется.
– Хорошо, веселое так веселое.
Почитал. Но не веселое. «О доблестной гибели корроннского отряда при защите замка Корр, не сдавшегося и не спустившего флаг, погибшего, но заставившего кондрекоров отказаться от захвата Южной провинции; записано со слов последнего живого участника – сержанта отряда, умершего впоследствии от ран, во славу порядка, чести и достоинства нашего народа». Сильная вещь. И эпизод с флагом. И с предателем. И с голодом. И с самопожертвованием солдат. Очень правдиво, с множеством деталей, которых я не понимал, но ветераны радостно узнавали и с одобрением хмыкали. Даже Второй не комментировал ехидно по привычке, а внимательно слушал, чему-то согласно кивая головой.
После окончания повести – смерти последнего воина – Лиса чуть не заплакала. Старшина одобрительно покряхтел:
– Да, почти как у нас в Морском походе. Человек знал, о чем пишет.
Ветераны закивали. Допили кружки и начали вспоминать военные байки. Молодежь с открытыми ртами посматривала на них. Я отошел, сел рядом с Лисой и Сержантом, который в течение всего времени не сказал ни слова. Он грустно посмотрел на меня, покрутил головой, потрогал свои жуткие шрамы на черепе и неожиданно тихо, очень тихо сказал: