Другая жизнь
Шрифт:
– Мы там были, занято.
– Жалко.
Старшой, не поворачивая головы, вступил в разговор:
– Пустите нас в старый дом, а мы за это его вам отремонтируем.
– А…
– А платить будем и за него, и за конюшню, и за летнюю кухню. Надеюсь, что вы нам сделаете скидку.
– А…
– Мы спокойные, без буйств и драк. Наоборот, еще и будем охранять тут ваш порядок.
– Вы умеете убеждать.
– Он у нас такой, уважаемая.
– Да, и мне отдельную комнату можно? Есть что-нибудь хорошее?
– Самая хорошая комната вот здесь, наверху, с отдельной лестницей
– Замечательно. Хоть отдохну, Сержант, от вашего с Веслом храпа.
Вот ведь, всегда за ним последнее слово. И не храплю я совсем. Наверное.
Разобрали завал в старом доме. Домина был крепким, лестницу, похоже, специально разобрали, чтобы лишний народ не лазал. Подставили времянку, завтра починим. Мы с Веслом заняли крайнюю комнату на втором этаже. Рядом поселилась Лиса, остальные лазать не захотели, расположились внизу. Только Барсук присмотрел ход на чердак и нашел там охапку старого сена. Барсук, что с него взять.
Сготовили ужин, поели. Поржали над очередным проколом Рыбака. Старшой ушел к себе. Потягивали пиво. Неожиданно Братья встали и надели шлемы. Я оглянулся, Весло тоже стоял в шлеме, вслушиваясь в темноту.
– Что?
– Кто-то идет. Броней звякает.
– Рассыпься. Прочь от огня.
12 ясеня 320 года. Вечер. Дамба. Сержант
Я стукнул в дверь и сразу вошел. Комната была пуста. Огонь не горел. Я повернулся, Старшой так и сидел за дверью на сундуке, где я его полчаса назад оставил. Не отстегнув перевязь и панцирь, только сняв шлем, который лежал на скамье рядом, свесив вниз знаменитое черное перо.
– Старшой… – Я замешкался, только теперь до конца осознав, как, наверное, устал командир. Думать за всех. Искать работу. Кормить. Лечить. Оберегать. Воспитывать. Согревать словом. Веселить. Заставлять шевелиться. Отвечать. Да, главное – быть в ответе за всех.
Старшой открыл глаза, вздохнул и молча кивнул мне, спрашивая.
– Пришел отряд. Восемь человек. По виду головорезы. Говорят, свободные наемники. Три девки, мужики в возрасте. Все при оружии. Главный – бородатый, рыжий, как огонь.
Старшой вздрогнул, резко выпрямился.
– Чего хотят?
– Просятся в долю на охрану городка. Борзые очень. Наши их держат в кольце. В дом не пустили.
Старшой надел шлем, встал, поправил меч.
– Всех созови. Тихо только. Быть готовым. Я сейчас выйду.
Я сбежал вниз. Вот ведь, умею ходить бесшумно, а привык играть роль старого солдафона. Пру, как бык. Ору и грублю. Грублю и ору.
Выбежал во двор. В свете факелов в углу у забора стояла кучка людей. Двое из них пытались пройти дальше, но Братья их не пускали. Пришедшие вели себя нагло, но Братья всем видом показывали, что тоже не против подраться. И у них, как обычно, это хорошо получалось.
Рыжий чужак и Лиса стояли друг против друга, как борцы перед дракой, опустив головы, что-то цедя один другому через зубы. За пришлым стоял такой же рыжий детина, по-видимому, брат, готовый в любой момент помочь своему родственнику. Остальные привалились к забору и ждали окончания переговоров.
Подходя к ним,
– Сейчас придет командир. Он решит. – Встал рядом с Лисой, заслоняя двор, где уже, услышав непонятную для чужаков команду, стали собираться бойцы. Не торопясь, как бы просто посмотреть на новеньких, отряд подтягивался к нам. Из казармы вышли трое, уже с заряженными арбалетами. От кузни подошли еще трое, закрыв чужим путь к воротам. Близко не подходили, ждали командира.
Он вышел из дверей трактира, остановился на пороге и посмотрел на всех нас. Вид у него был как у человека, который только что узнал о каком-то тяжелом событии. Тяжелом, но долгожданном. Когда все прошлое, все черное и плохое уходит. Когда боль и страх, ненависть и слабость – все улетучивается. Когда даже смертельная усталость, которая была нашим постоянным спутником последние годы, уже не чувствуется. Когда в голове нет больше ни одной мысли. Когда смотришь на себя со стороны, чуть сверху и сзади, из-за правого плеча.
Старшой со странной улыбкой поправил шлем, потрогал меч у пояса, посмотрел вверх на уже ночное небо и пошагал к нам. Двор затих. Слышно было только шипение факелов и возня скотины в дальнем хлеву. Три десятка вооруженных людей замерли, притаившись, как в засаде. Все смотрели на Старшого, который, по прежнему чему-то улыбаясь, шел через двор.
Мы с Лисой расступились. Рыжий осклабился. Его шевелюра переходила в такую же рыжую бороду. Панцирь был богатый, с затейливой резьбой, явно снятый с кого-то. Из-за плеча торчал огроменный палаш. Старшой прошел между нами и остановился буквально в полушаге от него. Казалось, что он хотел столкнуть рыжего с дороги, но тот остался стоять.
– Кто вы? – Старшой сказал это почти шепотом. Невозможно, но стало еще тише. И свои и чужие пытались расслышать каждое слово.
– Мы отряд «Рыжие братья». Я – Первый, он – Третий. – Бородач махнул рукой назад. – Свободный отряд. Берем работу вместе с вами.
– Братья и сестры? – Старшой заглянул ему за плечо. – А Второй где? И какую работу?
Его вопрос можно было бы принять за оскорбление, если бы не тихий учтивый голос.
Рыжий все же напрягся. Не дожидаясь его ответа, Старшой зачем-то снял шлем, повернулся вполоборота и сунул шлем оторопевшей Лисе.
– И откуда вы? – так же тихо и спокойно спросил командир.
– Второй погиб три года назад. – Рыжий все же решил, что стоящий перед ним без шлема человек имеет право на такие вопросы. – Нас восьмеро сейчас. Все проверенные бойцы. Пришли сюда на ярмарку… – он запнулся, – охранять.
Третий за его спиной заржал: по-видимому, «охранять» для них значило что-то весьма веселое.
– Дайте долю.
Старшой дослушал его и вытянул меч. Рыжий вздрогнул и поднял руку к палашу. Его люди тоже подобрались. Видно было, что они готовы на все, даже на драку с противником в три раза сильнее. Я искоса смотрел на командира, готовясь сбить тех из них, кто ближе, с ног, если он подаст знак. Старшой, не замечая общего напряга, все с той же непонятной улыбкой, спокойно осмотрел меч, вложил в ножны, затем снял перевязь и отдал ее Лисе.