Другая. Украденная душа
Шрифт:
Чей-то голос деловито произнес за шторой:
– Скорая? У нас, знаете ли…
Веки Маши были плотно сомкнуты.
– Дарья… – прошептали ее бескровные губы. – Не лезь ко мне, Дарья!
В следующий миг она очнулась, часто заморгав глазами.
– Люди, львы, орлы и куропатки… – донеслось со сцены бодрым голосом Светки, сдобренное хлопками и смехом в зрительном зале.
Скорая приехала, врач вколола Маше успокоительное и развела руками: ничего страшного, вообще – ничего.
Тем же вечером они сидели в открытом кафе
– Кто такая Дарья? – спросил Родион.
Маша вздрогнула. Вопрос явно привел ее в замешательство.
– Откуда ты знаешь о Дарье? – прошептала она.
Родион пояснил.
– Ну, хорошо, – успокоившись, сказала Маша. – Я никому не рассказывала о своей сестре. Мы давно не общались. Она осталась в Оренбурге. У нее был свой бизнес. Индивидуальный… Ты понимаешь?
– Проститутка?
– Противное слово… Индивидуалка. Она и меня хотела вовлечь, причем, так пристала, что… Оказывается, на этом рынке большим спросом пользуются двойняшки. Которые работают в паре. Тьфу! Не хочу больше об этом.
Родион посмотрел на Машу, и вдруг ее лицо поплыло перед его глазами.
– Так вы – двойняшки?! – то ли спросил, то ли воскликнул он.
– А что в этом такого? Ты аж побледнел весь!
Родион молчал. Невозможная мысль стукнулась в его голову, как лодка о сваю, и уплыла прочь, по мутной воде непонимания. Он ведь сам думал о том, что у Маши может быть сестра-близнец, которая зачем-то заняла ее место, он муссировал эту абсурдную мысль, и вот правда: сестра существует.
– Вы с ней сильно похожи?
– Как две капли. В детдоме первое, что я слышала, когда ко мне подходили, было: ты Маша или Даша? А уж потом обращались… Хочешь, покажу?
Ее глаза хитро блеснули. Она порылась в сумочке и достала маленький бумажник. Развернула.
– Я всегда ношу ее с собой. Отец снимал…
При слове «отец» ее губы скривились – еще одна тайна…
– Эта фотка мне особенно дорога. Именно потому, что я не могу с уверенностью сказать, где она, а где я.
– Разве так бывает? – Родион рассматривал снимок, где стояли, обнявшись, две маленьких Маши в одинаковых сиреневых платьицах.
– Бывает. Мне кажется, что фотографию обернули зеркально при печати. Помню, я тогда стояла слева. А теперь я справа. Но иногда меня почему-то берет сомнение, что левая – это я… – Маша вдруг запнулась, ее взгляд потух, лицо застыло, будто невидимый режиссер бытия запланировал в этом месте остановленный кадр.
– Впрочем, однажды между мной и сестрой появилось различие… – Маша замолчала, сощурившись, словно увидела что-то в далеком мареве правого берега.
– Если не хочешь, не вспоминай, – мягко сказал Родион, хотя больше всего на свете ему хотелось, чтобы она вспомнила.
– Нет, почему же? Дарья сделала татуировки. Вот тут, – изогнувшись, Маша провела ребром ладони поперек своей поясницы, как бы показывая длину
Краем глаза Родион заметил, как двое мужчин за соседним столиком плотоядно уставились на девушку. Он и сам ощутил внезапный прилив желания от вида ее изогнутой спины.
– Два дракона, как синие стрелы, – закончила она. – С тех пор мы и отличаемся на этот недвусмысленный штрих.
Родион молчал, стараясь не спугнуть внезапную откровенность. Маша погремела льдом в бокале, отхлебнула и спокойным голосом продолжила свой рассказ:
– Она связалась с одним парнем, который и сделал ее, в конечном счете, такой. Помнишь, меня вызывали в милицию?
– Это из-за нее?
– Да. Все мои беды из-за нее. Дело в том, что Дарья находится в розыске.
– Она что-нибудь натворила?
– Нет. Просто пропала. Этого бы никто не заметил: мы жили на той квартире тихо и почти ни с кем в доме не общались… Квартиру нам дали на двоих после детдома, потому что у Дарьи был уважаемый… Это называется «спонсор». Я оттуда сбежала, снимала комнату за городом, работала в театре. Где меня и нашел Раковский. Я не слишком путано рассказываю?
Родион толкнул воздух рукой, дескать: продолжай. Он уже не мог понять, всегда ли у Маши была такая манера: говорить, перескакивая с одного на другое, или это тоже появилось недавно, после поездки в Москву.
– Так вот, однажды в той квартире, где осталась Дарья, прорвало трубу. Соседям пришлось ломать дверь. Выяснилось, что дома никого нет, и давно: цветы в горшках умерли. Соседи вызвали милицию, объявили розыск, и меня вызывали для беседы, уже здесь, в Самаре… Я рассказала в милиции все, что знала о сестре. В-общем, доигралась она со своей жизнью. Наверное, напоролась на маньяка.
– Она могла уехать куда-нибудь, – предположил Родион.
– Могла. Но не уехала, – тихо сказала Маша. – Моя сестра мертва.
Родион с удивлением посмотрел на нее.
– Я это знаю, чувствую. Это трудно объяснить. Между близнецами всегда существует связь. Еще в детдоме, когда мы играли все вместе в саду, я точно знала, в какой стороне играет сестра. Стоило мне оглянуться и я тут же видела ее. И потом, когда мы выросли – тоже. Всегда стоял шум в голове, ровный такой, монотонный, как дождь за окном. И вот недавно он оборвался. Я проснулась в полной тишине. И сразу поняла. Я стала звонить ей, несмотря на то, что мы были в ссоре уже давно. Ни домашний, ни мобильный не отвечали. Это было четырнадцатого февраля. Запомни эту дату. Когда-нибудь выяснится, что Дарья погибла именно в этот день.
– Валентинов день, – проговорил Родион. – Это нетрудно запомнить.
– Несколько недель никто не берет трубку дома, мобильник заблокирован – это же странно, да? А потом приходит повестка из милиции, и все объясняется. Я узнала, что прорвало трубу и прочее… Дарья мертва, уже три месяца, это совершенно точно!
– Ты не любила свою сестру, – сказал Родион.
– Нет, – просто ответила Маша.
– Хочешь ее увидеть? – произнесла она, как бы в продолжение разговора, когда они покинули кафе.