Другие голоса, другие комнаты
Шрифт:
– Хе, – только и промолвила в свою защиту Айдабела.
Джоул переводил взгляд с одной на другую и наконец пришел к выводу, что ему больше нравится Флорабела; она была красивая, по крайней мере, такой ему представлялась: он не настолько хорошо ее разглядел, чтобы решить окончательно. Во всяком случае, сестра не была сорванцом, а к сорванцам он питал особую ненависть еще со времен Айлин Отис. Айлин Отис, маленькая мясистая хулиганка из их квартала в Нью-Орлеане, имела обыкновение устроить ему засаду, сорвать с него штаны и закинуть на дерево. Тому уже много лет, но до сих пор при воспоминании о ней он приходил в бешенство. Рыжая сестра Флорабелы показалась ему второй Айлин Отис.
– А у нас, знаешь, прелестный автомобиль, – сказала Флорабела. – Зеленый «шевроле», в него шестеро помещаются, и никто друг у дружки на коленях не сидит, и в нем настоящие занавески – поднимаются и опускаются, когда дергаешь за игрушечных младенчиков. Папа выиграл этот «шевроле» у одного человека на петушиных боях – что было с его стороны очень умно, по-моему, хотя мама другого мнения. Мама исключительно честная и петушиных боев не признает. Это я к чему говорю: вообще-то мы к чужим не подсаживаемся, тем более к незнакомым… конечно, Джизуса Фивера мы знаем… немножко. А тебя как зовут? Джоул? А фамилия? Нокс… Ага, Джоул Нокс, я это к тому говорю, что обыкновенно нас возит в город папа на автомобиле… – Она трещала и трещала, и он с удовольствием слушал, пока не оглянулся на сестру; ему показалось, что она смотрит на него странно. Их взгляды встретились, и луна помогла прочесть выражение: без улыбки, но с веселым интересом они словно сообщали друг другу: А ты тоже – ничего особенного… – а один раз я прищемила Айдабеле руку дверцей, – Флорабела продолжала рассказывать об автомобиле, – и теперь у ней ноготь на большом пальце совсем не растет: весь толстый, черный. А она не плакала и не злилась – очень мужественно с ее стороны; я бы, например, не могла с таким противным, страшным… Протяни сюда руку, сестра.
– Отстань от меня, а то протяну сейчас – по такому месту, куда не ждешь.
Флорабела фыркнула и недовольно взглянула на Джоула, потому что он засмеялся.
– Обращаться с Айдабелой как с человеком совершенно бесполезно, – зловеще произнесла она. – Любой тебе скажет. Так дерзко ведет себя – никогда не подумаешь, что она тоже из обеспеченной семьи, правда?
Джоул помалкивал, зная, что любой его ответ кому-нибудь из двоих не понравится.
– Вот именно, – сказала Флорабела, истолковав его молчание в свою пользу, – никогда не подумаешь. А ведь мы близнецы, родились в один день, я – на десять минут раньше, так что я старшая; нам обеим двенадцать лет, пошел тринадцатый. Флорабела и Айдабела. Прилипает – прямо в рифму. Мама считает, что это очень мило, но…
Остального Джоул не услышал – он вдруг заметил, что Айдабела больше не идет за повозкой. Она осталась далеко позади и бежала, бежала, как бледный зверь, по озеру бурьяна вдоль обочины, к островку кизила, мертвенно белевшему вдали, словно пенная полоса прибоя на черном берегу. Но прежде чем он привлек к этому внимание Флорабелы, сестра ее скрылась среди лунных деревьев.
– А она не боится в темноте? – перебил он соседку и показал туда, где скрылась Айдабела.
– Этот ребенок ничего не боится, – последовал категорический ответ. – Ты за нее не волнуйся, она догонит нас, когда ей заблагорассудится.
– Но лес же?..
– Ну, у сестры свои фантазии, а почему – спрашивать без толку. Я тебе сказала, мы близнецы с ней, но мама говорит, что Господь не посылает нам добра без худа. – Флорабела зевнула, откинулась назад, и ее длинные волосы рассыпались по плечам. – Никаких опасностей не признает; мы еще маленькие были, а она уже шныряла возле Скалли, заглядывала в окошки. Один раз даже умудрилась разглядеть кузена Рандольфа. – Она лениво протянула руку и поймала золотого светляка, мигавшего над головой. – Тебе нравится там?
– Где?
– В Лендинге, глупый.
Джоул ответил:
– Может, и понравится, я там еще не был. – Лицо ее было близко, и он увидел, что ее разочаровал ответ. – А ты где живешь?
Она махнула бесплотной рукой.
– А вон там вон. Мы недалеко от Лендинга, так что приходи как-нибудь в гости. – Она подбросила светляка, и он повис в воздухе, как маленькая луна. – Понятно, я не знала, живешь ты в Лендинге или не живешь. Этих Скалли никто не видит. Да там сам Господь может жить, а всем будет невдомек. Ты родственник?.. – Но ее прервал ужасный, леденящий душу вопль и громкий треск в кромешной темноте.
Из кустарника на дорогу выскочила Айдабела. Она махала руками и яростно завывала.
– Дура несчастная! – взвизгнула ее сестра.
Джоул остался нем, потому что сердце у него запрыгнуло куда-то в горло. Он обернулся – посмотреть, как отнесся к этому Джизус Фивер, но старик дремал по-прежнему, и мул, как ни странно, тоже не вскинулся.
– Ну как, ничего, а? – сказала Айдабела. – Небось подумали, за вами сам черт гонится?
– Не черт, сестра, – ответила ей Флорабела, – черт в тебе сидит. – И Джоулу: – Она получит, когда я скажу папе: она почему незаметно подобралась – потому что срезала через низину, а папа ей сколько раз об этом говорил. Она все время там околачивается, ищет амбровую смолу: и когда-нибудь, попомни мои слова, мокасиновая змея отгрызет ей ногу под корень.
Айдабела вернулась с веткой кизила и теперь страстно нюхала цветы.
– Меня уже кусала змея, – сказала она.
– Да, это правда, – подтвердила ее сестра. – Ты бы видел ее ногу, Джоул Нокс. Раздулась, как дыня, и все волосы у ней выпали; ух, два месяца хворала, мы с мамой просто сбились с ног.
– Хорошо еще, что не умерла, – сказал Джоул.
– Умерла бы, – сказала Айдабела, – если бы была, как ты, не знала чем лечиться.
– Да, она не растерялась, – признала Флорабела. – Сразу кинулась в курятник, схватила петуха и разорвала: такого кудахтанья я отродясь не слышала. Горячая куриная кровь вытягивает яд.
– А тебя змея кусала, мальчик? – поинтересовалась Айдабела.
– Нет, – ответил он, почему-то чувствуя себя виноватым, – меня машина чуть не переехала.
Айдабела задумалась над сообщением.
– Машина чуть не переехала, – повторила она, и в сиплом голосе прозвучала зависть.
– Напрасно ты ей сказал, – сердито упрекнула его Флорабела. – С нее станется выбежать на шоссе и кинуться под колеса.
Под дорогой в перелеске, позванивая галькой, журчал ручей и раздавались возгласы невидимых лягушек. Айдабела отщипывала лепестки кизила и роняла по дороге; потом бросила ветку, подняла лицо к небу и сперва замурлыкала без слов, а потом запела: «Когда приходит стужа и холодно снаружи, куда синица бедная от холода летит?» Флорабела подхватила песню: «Летит синица-птица скорей в сарай укрыться и крылышком накрыться от холода летит!». Песня была веселая, они заводили ее снова и снова, и в конце концов Джоул присоединился к дуэту; голоса их звучали чисто и нежно, потому что все трое были сопрано, – и Флорабела бодро бренчала на воображаемом банджо. Потом облако наползло на луну, и в черноте пение смолкло.
Флорабела спрыгнула с повозки.
– Вон там наш дом. – Она показала на какие-то дебри. – Не забудь, в гости приходи.
– Приду, – откликнулся он, но море тьмы уже поглотило сестер.
Позже мысль о них вернулась эхом и снова ушла, оставив его с первоначальным подозрением, что они ему примерещились. Он тронул свою щеку, кукурузную шелуху, взглянул на спящего Джизуса – старик пребывал как бы в трансе, однако тело его резиново гасило толчки повозки, и Джоул успокоился. Уздечка позвякивала, мягкий стук копыт нагонял сон, как жужжание летней послеобеденной мухи. Звездная чаща осыпалась на него, облив огнем, ослепила и смежила ему глаза. Уткнув руки в бока, с неловко подвернутыми ногами и приоткрытым ртом, он лежал так, будто сон свалил его одним ударом.