Другие люди: Таинственная история
Шрифт:
— Я…
— Ты офигенно красивая, ты в курсе? Слышь, Джок, — обратился он к приятелю, не отрывая от нее глаз. — Я говорю, она офигительная красотка, ты, Шер, блин, в этом деле мастерица, знаешь, кого подбирать. Теперь слушай сюда, Мэри. Ща немного бухнем вискаря, потом эта лабуда закрывается, мы ломимся к Джоку, а уж там я оттарабаню тебя до полусмерти. Что скажешь?
Мэри пожала плечами и согласилась. Автомат, стоявший у нее за спиной, в пароксизмах неподдельного отвращения выплевывал в металлическое корытце монету за монетой.
— Пора, — устало сообщил какой-то старик, проходя мимо них и на ходу собирая стаканы, — Все, время вышло.
* * *
Вы знаете, похоже, что Трев и Джок — преступники. Они зарабатывают на жизнь таким опасным и удручающим способом, что, пожалуй, мало кто еще на это отважится. Здесь все, конечно, завязано на деньги, как, впрочем, и во многих других случаях. Мэри в деньгах
Джок, например, еще в детстве сообразил, что самый милый способ загрести деньжат — отнять их у какого-нибудь лоха, у которого они есть. Кто эти лохи? В его классификации они делились на четыре категории: тщедушные пареньки, недоразвитые девицы, жалкие старикашки и немощные старушенции. После пары-тройки вылазок он убедился, что старушенции представляют самый маломощный вид и поэтому являются наиболее пригодным объектом для нападений. (По всей видимости, они меньше всех ожидали этого, потому что у них почти никогда не было денег.) Его послужной список быстро превратился в унылый реестр обработанных бабуль. Как правило, Джок налетал на них вихрем, вмазывал со всего размаху и убегал, но уже с деньгами. Самое печальное в этой ситуации было то, что даже самые престарелые из них ни в какую не хотели расставаться со своими жалкими сумочками. Джок терпеть не мог копаться в этих кожаных недрах среди дохлой блескучей косметики, в то время как жертвы продолжали самозабвенно визжать и голосить. Порой он просто вмазывал им что есть мочи и насколько хватало смелости, а потом, отдуваясь и сопя, еще какое-то время ошивался неподалеку, подгадывая момент, чтобы наиболее техничным образом смыться. В последнем он действительно поднаторел, развивая поистине впечатляющие скорости на коротких дистанциях. В этом деле он был настоящий спец. Когда наступали тяжелые времена, Джок предавался воспоминаниям о своих немногочисленных успехах в жизни, и на его глаза наворачивались слезы заслуженной гордости при мысли о своей фантастической сноровке и грации.
Трев — другого калибра. Радость жизни даруют ему две стихии: бухло и потасовки. Он никак не может разобраться, зачем совершать все эти мерзости, которые он не прекращает совершать. Иногда он объясняет их звенящей злобой, которую испытывает ко всем, кого не знает. Но вряд ли это так, потому что ничуть не меньше ненавидит он и всех тех, с кем уже знаком. Как у всех настоящих героических персонажей, у него тоже есть ахиллесова пята: он не очень силен в драке, хотя сам утверждает и действительно верит, что в этом деле он мастер. Соответственно, он каждый раз оказывается зачинщиком потасовок, которые всегда заканчивают за него уже другие. Однако же он неизменно побеждает в сражениях с дамами, и таких случаев на его счету уже предостаточно.
Хочется верить, что Мэри выкарабкается. Мягко говоря, до смерти обидно, что на столь раннем этапе она связалась с такими красавцами. Она просто еще совершенно не умеет обращаться с подобными персонажами. К тому же рядом с бандитами вечно ошиваются полицейские. А уж меньше всего на свете нам хотелось бы, чтобы ей пришлось иметь дело с ними. * * *
Джок под ручку с Шерон, Трев под боком у Мэри — таким образом они поднимались по крутому проходу, столь узкому, что здания по обеим его сторонам как будто упирались друг в друга лбами, чтобы не упасть. Мэри недоумевала, почему они так странно разбились на пары. Она думала, что лучше разделиться по цвету: в конце концов, Шерон и Трев одинаково огненно - рыжие, а Мэри — такая же темноволосая, как Джок. Однако пары, выходит, подбирались по размеру: Трев оказался таким же маленьким и ловко скроенным, как и она. Шерон и Джок тоже были одного роста, лоб в лоб. Они шествовали в авангарде в сгущающихся сумерках. Невдалеке за ними следовали Мэри с рыжеволосым Тревом, крепко обнимавшим ее за смуглые плечи своей покрытой желтым пухом рукой. Он просто следил за тем, чтобы она не убежала. В один момент Шер и Джока унесло в ночь. При этом они громкими воплями помогали отставшим не сбиться с пути, ориентируясь на их аккомпанемент. Тут Трев прижал Мэри к стене и попытался накрыть ее рот своим. Опять рты, чувствуешь? Его рот был предметом такого же интимного содержания, как и ее. Он был полон влаги, и пахло из него противно. Ее же рот, теперь совершенно самостоятельно, предпринял несколько попыток выскользнуть из-под напора его полости, но Трев еще плотнее обхватил ее шею рукой. Его рот, очень ловкий и жизнерадостный, продолжал следовать за ее ускользавшими губами. Теперь Мэри начала догадываться, в чем состоит смысл игры, однако ей еще не было ясно, какой именно вред собирается причинить ей Трев.
— И не смей потом говорить, что я о тебе не забочусь, — оглядываясь, прежде чем начать спускаться по обшарпанным ступенькам, надменно произнесла Шерон.
Мэри, которая, кстати, ничего такого говорить и не собиралась,
— Ну, давай, Мэри, — поторапливал он. — Мы уже пришли.
Мэри понурилась и начала спускаться по ступенькам.
Позже, пытаясь воедино собрать калейдоскоп той бесконечной ночи, она обнаружила, что ночь возвращается к ней горячим наплывом образов и ударов сердца… Мрачная мерзкая комната с квадратом молочного света на стене. Тяжелые темные бутыли, переходящие из рук в руки, какие-то белые орешки, которые глотали другие. Шерон вскакивает, падает, прыгает на одной ноге, с электрическим треском стягивает через голову платье, снова опускается и бессмысленно хохочет за ширмой вместе с Джоком. Затем медленное, но неумолимое наступление Трева. Она никак не могла понять, чего же он хочет, чего добивается. «Расслабься. Я сказал, расслабься», — повелевал он. Он искал, пробовал, шарил, ощупывал ее тело в поисках входов. Если бы она догадалась, что ему нужно, она бы не стала так сопротивляться. Для начала он пару раз вмазал ей по челюсти. Она подумала, что это часть ритуала. Из-за ширмы раздавалось методичное кряхтенье. Она старалась выбить из своего тела все позывы к сопротивлению. Постепенно она начала понимать. Два его раскаленных поршня стремились во что бы то ни стало слиться с ней, проникнуть в нее. Двум его языкам требовались два ее рта. Это я еще могу потерпеть, убеждала она себя; однако последовало большее. Он разложил ее иначе — на боку — и раздвинул ее ноги. Что - то очень серьезное и замысловатое подготавливалось им в связующей точке ее тела. Чтобы рассредоточить боль, оккупировавшую ее центр, она укусила себя за руку. Вот теперь началось что-то совсем неизведанное, вот теперь наступило то самое. Даже в эту минуту происходящее напомнило ей сцену в гараже: она на корточках на полу, перекатывающаяся по земле бутылка, Импи и его заинтересованный взгляд, Шерон, объясняющая, что всем приходится это делать. «Ах ты, грязная потаскушка, тебе ведь не впервой, ой как не впервой», — смеялся Трев. Мэри не могла поверить, что когда-то уже занималась этим: она не сомневалась, что повторить все это еще раз ей вряд ли когда - нибудь захочется. Вдруг его тело пронзила резкая судорога, и у ее уха раздалось отвратительное рычание и стон. Потом он осел в сторону, выпростался из нее и отвернулся.
— Разбуди меня через час, — приказал он. — Языком.
Какое-то время Мэри не осмеливалась пошевелиться. Я мертва, решила она. Он меня убил. Зачем? Как он посмел? И ведь вскоре он собирается убить меня снова. Поэтому, когда Трев начал с кряхтеньем пробуждаться, ей в голову пришла мысль сделать то, что казалось самым очевидным и естественным. Она решила: ну уж нет, на этот раз не я, а ты. Убить тебя, а не меня. Она спешно принялась рыться среди многочисленных тяжелых предметов, разбросанных по полу. Там она обнаружила клиновидный обломок кирпича — острый и тяжелый. Она ударила лежащего Трева дважды, и каждый раз удар сопровождался хрустом. Ясное дело, она била по рту. По чему же еще?
Когда остальные проснулись, она была уже готова. Она тоже успела немного вздремнуть — и в эти минуты вялости и незащищенности прошлое вернулось и вновь тяжело навалилось на нее. Она села у стены, обхватив руками колени. В дальнем углу, скрючившись на полу, хрипел огненно-рыжий Трев. Мэри с холодным интересом изучила его лицо — нижняя часть вся в красных ошметках — и перевернула его, пристроив на угол незатопленного камина. Она ждала. Прошло много времени, прежде чем Шерон и Джок начали оживать на полу, со скрипом и приглушенными стонами расползаться в разные стороны, досадливо бормоча какие-то ругательства.
Потом полуголый Джок стоял посреди комнаты и тихо сопел.
— Бог ты мой. Трев опять нарвался, — бормотал он.
— Я сожалею, — начала Мэри, готовая объяснить, что такое она натворила и почему.
— Ты тут ни при чем, — Он подошел поближе. — Хрен ты моржовый, Трев. Сраный бухой беспредельщик. — Он опустился на колени. — Ешкин кот, да у него челюсть сломана, — повернувшись к Мэри, проговорил Джок обалдело.
— Мэри, вали-ка отсюда, — бесстрастно сказала сидевшая на полу Шерон, отсутствующе пялясь на нее.
Шерон ушла от нее. Шерон была на другой стороне.
Мэри открыла дверь. Не успела она привыкнуть к резавшему глаза свету, как вдруг почувствовала, что плечо ее крепко сжала чья-то тяжелая рука. Кто-то выволок ее на улицу, прижав спиной к своей груди. Мэри подумала (и это вполне естественно), что сейчас ее снова отымеют.
— Обычная проверка, дорогуша, — промолвил безразличный мужской голос, — Просто не рыпайся, и все будет в порядке. В два счета разберемся, что ты у нас за цаца, и все дела.