Другие времена, другая жизнь

Перссон Лейф Г. В.

— Сделаем так. — Бекстрём поставил локти на стол и подпер щеки, отчего, как показалось Ярнебрингу, стал очень похож на бульдога. — Допрашивать его знакомых пока подождем, сначала надо накопать какие-нибудь улики или хотя бы зацепки. Нет никакого смысла кидаться на таких шишек, как Веландер и Тишлер, если на то не будет реальной причины.

Лучше не скажешь, решил про себя Ярнебринг.

— Криминалисты закончили с местом преступления? — Бекстрём поглядел на Вийнблада.

— Да, — ответил Вийнблад. — Еще в субботу. Что ему теперь-то надо? — подумал он.

— Ты ведь дока по части разных находок, — обратился Бекстрём к Ярнебрингу. — Возьми Хольт, переверните

весь квартал. Что собой представлял Эрикссон, с кем встречался и кто из них его заколол. Самое время приступать к делу, и начать надо с его жилья.

— Разумеется, — согласился Ярнебринг.

И я бы с этого начал, подумал он.

— А мы посмотрим, не удастся ли что-нибудь накопать относительно его… ну, так называемой сексуальной ориентации. — Бекстрём с намеком поднял мизинец и ухмыльнулся. — Если только сохранилась наша старая база данных по геям.

— Тут все вопросы к юридическому омбудсмену, — сообщил Ярнебринг. — Он распорядился ее уничтожить.

— Идиоты! — воскликнул Бекстрём. — Юридические клоуны! Да я бы на их месте отнес картотеку в подвал и приберег на черный день! Пятьдесят лет работы псу под хвост, и только из-за того, что педрилы, видишь ли, не желают, чтобы за ними следили.

— Не ломись в открытую дверь — я-то с тобой полностью согласен, — проворчал Ярнебринг, поднимаясь. — Если это все… У кого ключи от квартиры Эрикссона?

— Я ведь отдал их тебе, Вийнблад? — с безразличным видом спросил Бекстрём. Конечно отдал, мысленно усмехнулся он, час назад, прямо перед оперативкой. — Передай их Ярнебрингу, мне на месте преступления больше делать нечего.

— Хорошо, — коротко сказал Ярнебринг, взял ключи и в сопровождении своей новой напарницы Хольт вышел из комнаты.

— Тебе приходилось когда-нибудь шерстить квартиры? — спросил он, когда они вошли в прихожую Эрикссона.

Она покачала головой:

— Я помогала пару раз, но… ничего похожего на это… Нет, не приходилось.

— Все проще простого, — сказал Ярнебринг, — существует только одно правило. Это, конечно, потребует много времени, а правило такое: лучше вообще ничего не делать, чем делать кое-как. Когда мы уйдем отсюда, не должно остаться даже дохлого клопа, которого бы мы не заметили и не проверили, что у него на уме.

— Поняла, — улыбнулась Хольт.

— Сейчас я тебе покажу. Иди сюда. Видишь? — Он подошел к двери в гостиную и показал на гардины на двух выходящих на улицу окнах.

— Вижу, — ответила Хольт.

— Любой идиот может заглянуть за гардины, пощупать подрубленные края и складки и убедиться, не спрятано ли там чего. Этим мы тоже займемся… Но пойми меня правильно, в отличие от лодырей, которых в полиции тринадцать штук на дюжину, мы также открутим заглушки на штангах, потому что именно такие штанги внутри полые и туда запросто можно что-то затолкать. Поняла, что я имею в виду?

— Поняла, — кивнула Хольт.

— У меня есть все необходимое. — Он кивнул на большую спортивную сумку, которую поставил на пол. — План квартиры с указанием размеров, карманный фонарь, зеркала, рулетка — иногда приходится проверять, совпадает ли истинный размер с чертежом, обойный молоток — выстукивать стены, электролобзик, обычная пила — в общем, все, чтобы заглянуть в любое место. Не сомневайся, срывай обои, если считаешь нужным, но обязательно надень резиновые перчатки и, если найдешь что-нибудь, не трогай, сначала позови меня. Все, что представляет интерес, складываем на столе в гостиной, записываем, где взяли, берем с собой на работу и в спокойной обстановке изучаем. Лучше набрать лишнего, чем что-либо оставить. Протоколы, пакеты и все такое прочее — в сумке. Вопросы есть?

Он посмотрел на нее и поощрительно улыбнулся.

— Как распределим работу? — спросила Хольт. — С чего мне начинать?

— Я начну с входной двери, — сказал Ярнебринг. — Потом вешалка, сортир для гостей и прихожая — именно в этом порядке. Ты начнешь со спальни, потом будет ванная. Когда с этим закончим, пойдем и выпьем кофе. После этого кухня и кабинет. Кабинет может что-то дать, потому что у него там, похоже, все бумаги…

— То есть все, что может нам что-то поведать об Эрикссоне, кем он был, как жил и с кем общался, — все представляет интерес. Записки, бумажки, календари, записные книжки, дневники, фотоальбомы, видеофильмы, книги на полке, какого цвета носки предпочитал… — подвела итог Хольт.

— Этого мало. Когда мы отсюда уйдем, мы должны, черт меня побери, еще и понимать, как он думал. Заглянуть ему в голову…

— Я понимаю, что ты хочешь сказать.

И они приступили к работе.

За ланч в ближайшем кафе они принялись довольно поздно, после того как Ярнебринг закончил с вешалкой, прихожей, туалетом и гостиной — не осмотрел только большой книжный шкаф — и не нашел ровным счетом ничего, даже дохлого клопа, по его выражению. И это было вполне объяснимо: у Эрикссона царил образцовый, педантичный порядок, все лежало на своих местах, а в карманах одежды на вешалке Ярнебринг нашел только приглашение на выставку и трехнедельной давности аккуратно сложенную квитанцию из книжного магазина NK. [18]

18

NK — крупный (и самый дорогой) супермаркет в Стокгольме.

Зануда, подумал Ярнебринг и вздохнул.

Хольт обследовала спальню, ванную, старинный комод и гардероб. Все чисто, аккуратно: дорогие, скромных тонов брюки, сорочки, пиджаки и костюмы, трусы, майки, носки, свитера, галстуки, подтяжки, пояса, запонки, трое наручных часов и золотой зажим для ассигнаций, на фоне всего остального выглядевший оскорбительно безвкусно. Все лучшего качества и содержится в порядке, которому позавидовал бы старый офицер-подводник.

Ничего, что было бы интересно для следствия. Единственную стоящую внимания находку обнаружила Хольт в самой глубине ящика в прикроватной тумбочке — пять стокроновых купюр, аккуратно завернутых в лист бумаги формата А-4. На бумаге мелким, но разборчивым почерком написано несколько слов, из которых понятно, что идеальную чистоту в доме, видимо, поддерживала женщина по имени Иоланта. Она, судя по записи, убиралась раз в неделю, платил он ей наличными, в ноябре она наработала двадцать часов. Двадцать пять крон в час едва ли могли ее обогатить. Самое интересное — рядом с номером телефона почерком Эрикссона было написано: «Сообщить инструкции по рождественской уборке». Значит, женщину можно будет найти.

Иоланта, подумала Хольт. Соседка, фру Вестергрен, ничего не знала о ее существовании. Или знала, но в ее сознании не нашлось места для простой уборщицы? Или она сочла этот факт настолько неважным, что даже не упомянула? И почему эта Иоланта сама не дала о себе знать? Из записки понятно, что пятница — день уборки. Может быть, ее спугнула полиция? Или есть другая, более серьезная причина?

— Посмотри, здесь кое-что любопытное, — протянула она сверток Ярнебрингу, занятому откручиванием шурупов на зеркале в туалете.