Другие времена, другая жизнь
Шрифт:
Еще несколько лет назад, до того как он ушел из полиции в комиссию по убийствам, Бекстрём на основании неутомимых изысканий пришел к выводу, что Человек из Сетера совершил также не менее пяти убийств гомосексуалистов в 1989 году. В этой серии Эрикссон был четвертым. В результате долгих и терпеливых допросов Человека из Сетера Бекстрёму удалось узнать, что тот иногда жил в заброшенной, расположенной крайне уединенно хижине в Даларне. Эту хижину в северной провинции Человек из Сетера называл «святым местом», где он обычно отшельничал, когда его начинали посещать «черные эльфы и потусторонние видения». Как только ему удавалось добиться разрешения покинуть психбольницу — а он получал время от времени такие увольнительные под предлогом «паломничества в собственное „я“», — Человек из Сетера направлялся именно туда.
Бекстрём получил разрешение на обыск хижины, и в «данном строении в наличествующем в нем чулане» он обнаружил улики, однозначно связывающие Человека из Сетера с его очередной жертвой, Челем Йораном Эрикссоном, а именно: чемодан с инициалами убитого, пару махровых полотенец и пластмассовый пакет из магазина такс-фри в аэропорту Каструп, содержащий закупоренную бутылку бананового ликера и чек, свидетельствующий, что упомянутая бутылка приобретена убитым в сентябре 1989 года, за пару месяцев до убийства.
На суде Человек из Сетера показал, что чемодан, полотенца и банановый ликер составляли лишь часть похищенного. Кроме нескольких бутылок спиртного, которые он выпил в одиночестве в своей хижине, ему удалось поживиться видеокассетами, содержавшими «грубую садистскую порнографию гомосексуального характера». Эти порнографические шедевры он прихватил с собой в больницу, где они, к сожалению, исчезли, переходя из рук в руки. «Их зачитали… или засмотрели, если так можно сказать», — плача, объяснил он пропажу вещественных доказательств судьям и набившейся в зал публике.
Юханссон с женой праздновали середину лета в городе. Погода была замечательная, они прекрасно пообедали на Юргордене, потом не торопясь пошли домой в свою квартиру на Волльмар-Укскулльсгатан на Сёдере. Улицы были по-летнему пусты. Не успели они войти в прихожую, Юханссон нащупал знакомую ямку на шее жены, и они оказались в постели, а когда Юханссон уже готовился соскользнуть из приятной дремы в глубокий сон, жена его неожиданно спросила:
— Ты спишь, Ларс Мартин?
Теперь уже нет, подумал Юханссон, неохотно возвращаясь к действительности.
— Я все думаю про этого Вальтина, — сказала она.
— Да, дорогая…
Почему именно сейчас? — с неудовольствием подумал он.
— Его убили на Майорке.
— Я помню. — Остатки сна как ветром сдуло. — Ты имеешь в виду, его пристукнули водяные, когда он купался?
— Я не шучу, — сообщила жена. — Ты меня слушаешь?
— Да.
Как будто у меня есть выбор, подумал он.
— Ты не думаешь, что он мог быть замешан в убийстве Пальме?
Что еще за чертовщина! — подумал Юханссон, сел в постели и зажег лампу.
— Нет, — покачал он головой. — Я так не думаю. С какого рожна Вальтин мог быть замешан в убийстве Пальме?
И в самом деле, подумал он. С какого рожна?
— Не знаю, — пожала плечами жена. — Просто почему-то подумалось.
Потом все было как всегда, и больше они об этом не говорили. Ни о Вальтине, ни об убийстве премьер-министра… Все это было уже в прошлом, принадлежало другому времени и другой жизни и не имело никакого отношения ни к Пие, ни к Ларсу Мартину Юханссону. А говорили они о другом. О том, что происходит сейчас, о том, что важно для них, в их жизни и в их времени.