Другие времена, другая жизнь
Шрифт:
— Конечно-конечно, — вздохнул госсекретарь. — Вот уж не думал, что вы такой формалист, Юханссон.
— Да, я законченный, можно сказать, прожженный формалист, — улыбнулся Юханссон. — И когда меня ущемляют, я становлюсь таким формалистом, каких свет не видывал. И еще, чтобы избежать взаимонепонимания, хочу подчеркнуть, что вам не следует рассматривать меня и моего шефа как своего рода вспомогательный ресурс, которым вы можете располагать по своему усмотрению. Напоминаю, что это противоречит Конституции, а к покушениям на основной закон я особенно чувствителен.
— Ну и ну, — спокойно произнес госсекретарь. — Звучит, как прямая угроза. Кстати, не хотите ли кофе? — Он приглашающим жестом показал на журнальный столик, где стояли кофейник, чашки и вазочки с выпечкой. — Как видите, я хорошо подготовился к вашему визиту.
Вижу, подумал Юханссон. Он сразу заметил необычное разнообразие булочек, плюшек и пирожных и решил, что ни за что не позволит себе соблазниться коньячным кренделем. Хотя почему бы и нет? Вон тот наполеон выглядит просто божественно…
— Как там, кстати, дела с госпожой Штейн? — спросил госсекретарь, наливая Юханссону кофе.
— Дела с госпожой Штейн не особенно хороши, — ответил Юханссон.
Сейчас самое время, подумал он.
— Не особенно хороши? — Удивление госсекретаря казалось совершенно искренним. — Неужели вы имеете в виду эту старую историю с западногерманским посольством?
— Нет, — сказал Юханссон. — Если бы все было так просто…
И не лей кофе мимо чашки, подумал он. Госсекретарь явно нервничал.
— Я начинаю беспокоиться. — Он поставил кофейник и пристально посмотрел на Юханссона без обычной иронической гримасы. — Как вам известно, мой уважаемый шеф намерен предложить ей пост в правительстве, и, если вы с вашими помощниками придерживаетесь другого мнения, имейте в виду, что мы не пожалеем сил и времени, чтобы ваши аргументы…
— А ей уже предложили должность? Официально? — перебил его Юханссон.
— Пока нет. Но скоро предложим.
— Тогда скажите вашему уважаемому шефу, пусть поищет кого-нибудь еще. Если вам это не с руки, я могу поговорить с ним сам.
— Юханссон, Юханссон, — укоризненно протянул госсекретарь, — пора уже рассказать, в чем закавыка. Надеюсь, ваш отвод не связан с захватом посольства двадцать пять лет назад?
— Нет. Не связан.
— Слава богу, — обрадовался госсекретарь, примеряя улыбку. — Да перестаньте же, наконец, дразнить мое любопытство. Что она еще натворила? Замешана в убийстве Пальме?
— Нет. — Юханссон достал из портфеля голубую пластиковую папку. — Но прежде чем я скажу хоть слово, вы должны расписаться, что получили предоставленную нами информацию — вот, у меня есть бланк, — а также подписать гарантию сохранения этой информации в тайне — вот другой бланк. Я посоветовался и с генеральным директором, и с начальником юридического отдела, и генеральный сказал, что, если вы откажетесь подписать эти бумаги, он будет вынужден просить аудиенции у вашего шефа.
— Дайте ручку, — попросил госсекретарь. — Я должен успеть все подписать, прежде чем умру от любопытства. Итак? — спросил он, пододвигая Юханссону папку с подписанными документами.
— Итак… Я должен проинформировать вас о двух проблемах, возникших в связи с персональной проверкой государственного секретаря Штейн, а именно: у нас есть подозрения, что Лиска и его работодатель совместно со шведским так называемым оборонным лобби в случае назначения фру Штейн на должность министра обороны или другую, равноценную с точки зрения системы безопасности должность в правительстве попытаются влиять на ее решения.
— Вот оно что! — сказал госсекретарь. — Поправьте меня, если я ошибся, но в вашей замечательной фразе я насчитал как минимум три допущения.
— Несколько месяцев назад Лиске удалось, не без помощи нескольких услужливых идиотов из военной разведки, реанимировать уже почти списанное дело о захвате западногерманского посольства. По нашему мнению, они открыли так называемый канал, по которому они могут гнать любую дезу, могущую повлиять на Хелену Штейн и ей подобных…
Почему у него такой странный вид? — подумал Юханссон. Куда девалась обычная сардоническая ухмылка, это же его всем известный бренд…
— Звучит довольно странно, если учесть добрые отношения между нашими странами… Но продолжайте, я слушаю. И, если можно, поконкретнее.
— Не сейчас, — сказал Юханссон. — Но мы, разумеется, будем отслеживать ситуацию и информировать вас как можно более подробно.
— Так это же замечательно! — воскликнул госсекретарь. — Мы предупреждены, следовательно, готовы к любым неожиданностям. И больше всего ситуация на руку самой Штейн. Она может не опасаться, что американцы станут дергать ее за удила.
И тебя может не опасаться, подумал Юханссон.
— Нет, американцы не станут «дергать за удила», — заверил Юханссон.
И ты не станешь, подумал он, не надейся.
— Вот и превосходно! — Госсекретарь словно не заметил легкости, с какой Юханссон с ним согласился. — Пока, правда, я не понимаю, в чем проблема. Что мешает назначить ее на должность?
— К сожалению, это невозможно.
— Что значит «невозможно»? — Госсекретарь уже не пытался скрыть раздражение. — Что она, убила кого-нибудь?
— Да. И это вторая проблема.
— Что?!
Этого-то ты не знал, подумал Юханссон, глядя в вытаращенные глаза госсекретаря.
И он рассказал всю историю, как Хелена Штейн заколола Челя Йорана Эрикссона одиннадцать лет назад. Примерно в тех же выражениях, как он рассказывал на оперативке следственной группе. Или мог бы рассказать — но не рассказал — лучшему другу.
После чего он доложил о принятых им мерах, описал всю бюрократическую цепочку от решения прокурора о списании дела до всех лично им поставленных штемпелей «совершенно секретно» и малейшего клочка бумаги, также лично отправленного в мельницу.