Другие Звезды
Шрифт:
— Наталья Ивановна, — подошёл я к грузовику, — здравствуйте! Я к вашей милости! Вот, хочу девушку накормить, но она стесняется. Поможете? Повкуснее бы нам чего-нибудь!
— Ох, Саша, да ради бога! — схватилась за здоровенную железную миску повариха, принявшись накладывать туда гречневую кашу с мясом, а точнее сказать, выбирать из бидона в основном мясо пополам с кашей, — а то ведь сердце кровью обливается!
— Чегой-то вдруг? — удивился я, принимая миску с горой гречневого мяса, миску с нарезанным белым хлебом и миску с салатом из мелко
— Так ведь ваши, ты только погляди на них, все как в воду опущенные! — пожаловалась она, — не ест ведь никто! А мы наготовили! Говорят, что-то будет сегодня. Один ты да Олег, смотри, он кого-то из стрелков прямо заставил!
— Олег молодец! — согласился я с ней, — а про то, что будет, я и не знаю, Наталья Ивановна, да и не до этого мне!
— Я вижу, — улыбнулась она, — красивая какая. Наши-то девки все плотные, не ущипнёшь, а эта, смотри ты, как тростиночка на ветру! Давай, неси уже и за третьим подходи, у нас сегодня кисель клюквенный, и сахара туда не пожалели.
— Одна нога здесь, — пообещал я ей, разворачиваясь и крепко удерживая миски, — другая там!
Я рванул к Марине, не отвлекаясь ни на что, упасть сейчас бы было худшим из вариантов, но на обратном пути всё же присмотрелся к тому, что сейчас творилось под деревьями лесополосы. А там воцарилось такое плотное напряжение, что хоть ножом его режь. Наш ведущий второй пары, Женя Винокуров, например, сидел и вроде бы читал газету, ага. Вот только глаза его не шевелились, да и газету эту он держал вверх ногами, не замечая ничего.
Остальные, кстати, были не лучше, и натужное веселье Олега в кругу стрелков помогало мало. И уж совсем плох стал Никитин, ведомый Димки Говорова. Он не сидел на месте, он маялся, ему было тяготно, он постоянно крутил головой, отмахиваясь от своего заботливого ведущего, он всё потирал ладонью сердце да прятал от Димки свои бегающие глаза. Странно, совсем ещё недавно ведь нормальный был.
— Спасибо, Наталья Ивановна, — резко выбросив из головы унылый личный состав, принял я в свои руки две литровые железные кружки с тёплым киселём, два варёных яйца и маленький кубик сливочного масла, завёрнутый в провощённую бумажку. — Вот спасибо так спасибо, кисель, это же самое лучшее! А чего это они все?
— Так ведь, говорят, на полный радиус кого-то пошлют, — поделилась она где-то услышанными словами, — и как бы не всех. Вот и маются ребята.
— Ну, может и пошлют, — легкомысленно отмахнулся я, — а может, и не пошлют. Чего заранее переживать-то? Лучше бы поели немного!
— Золотые слова твои, — кивнула мне повариха, задраивая бидоны с горячим, — вот только послушал бы их кто! Ладно, давай бегом беги к своей красавице, а то не успеешь ещё.
— И то дело, — я изобразил поклон и рванул к ждущей меня Марине. Она, кстати, успела художественно разложить миски на своём платочке, но есть и не думала начинать.
— Вот, смотри чего принёс, — я шикарным жестом поставил перед ней железную кружку и всё остальное, — клюква в сахаре! Прямо настоящий десерт! Как тебе такое, а?
— Ой, и правда, — принюхалась она, — клюква! С до войны же не видела! А как сядем, на бревно?
— Нет, — я быстро сбросил с себя свой кожаный реглан и постелил его на траву изнанкой вверх, — неудобно, тянуться далеко будет. Садись давай, стынет же.
И мы с ней уселись по краям от накрытого носового платка, причём так, чтобы кусты хоть немного заслонили нас от остальных. Напряжение напряжением, но в нашу сторону поглядывали.
— Ложка есть? — спросил я её, доставая свою дежурную, завёрнутую в газету, из планшета.
— Есть, — засмеялась она, показав мне свою, — теперь всегда есть. А то я как-то в пехоте раз попросила, так мне один боец, молоденький такой, уставший насмерть, пропотевший насквозь, прямо из голенища сапога, из самой портянки достал мне её и вручил! А сам улыбается, довольный такой!
— А ты чего? — эта пехотная страсть таскать ножи и ложки в сапогах была мне известна. Да и то сказать, в карманах мешается, если в сидор положить, так ведь его и потерять можно, а ложка должна быть с тобою всегда.
— А я взяла, улыбнулась ему и начала есть, — пожала плечами Марина, — как по-другому то? Пальцами только незаметно протёрла, и всё. Да только старшина сразу же у меня её забрал и понёс мыть, кипятком. И на бойца этого начал ругаться жутко, и все остальные тоже, пришлось мне его поцеловать потом.
— Жизненно, — оценил я ситуацию, пехота, она ведь такая, она ведь может одним ножом и людей, и сало с хлебом резать. И не факт, что после фашистов хорошо этот нож помоет. — Но ты кушай, Марин, давай, не стесняйся, кушай.
— Знаешь, что! — неожиданно вдруг взбрыкнула она, — не рановато ли ты начал, милый друг?
Я ошарашенно, по-настоящему не понимая, в чём дело, замер, но после слов: — Я тебе не маленькая, а ты мне не… — до меня вдруг допёрло и я прервал её, не став дослушивать, кто я ей не.
— Стоп-стоп-стоп! — вытянул я ладонь правой руки вперёд, — да стой же! Я понял, в чём дело! В слове «кушай», да? — Она кивнула, не став продолжать, и я заторопился, — но так ведь у нас, на Дальнем Востоке, это слово вполне себе нормальное! У нас там все кушают, а уж местные по деревням даже и не подозревают, что у вас, в Москве, с ним что-то не так! Вот тебе честное комсомольское!
— Правда? — немного недоверчиво спросила Марина, тут же остыв, — ой, как нехорошо получилось! Прости, Саша, пожалуйста, просто я устала уже ото всех отбрыкиваться, вот и решила, что ты тоже начал ко мне подкатывать, да и ещё так по-глупому, от тебя я это до того не ожидала услышать, что даже обиделась почему-то и расстроилась, никогда такого не было! У нас ведь кушают только маленькие дети, ну и ещё глупенькие девочки! А мы ведь так с тобой хорошо разговаривали, а тут ты мне такой — кушай! И всё стало как обычно бывает, ну я и обиделась почему-то сильно, как не знаю на кого…