Другие. Феникс
Шрифт:
— У меня немного кружится голова, — шепнула я в самое ухо мужчине. — Может, отдохнём?
— Конечно, я как раз расскажу вам, Адочка, о возможностях натурщиц… — он приобнял меня, незаметно уводя в сторону.
Я оглянулась. Льё всё ещё танцевал, а Денеба нигде не было видно. Меня не страшила возможность остаться с влиянием один на один, а вот с сильным мужчиной — да. Я слишком утомилась после выжигания, чтобы суметь справиться с ним. В его голове я увидела столько ужасного, похотливого и жестокого, что не могла спокойно находиться рядом. Всё, что мне удалось рассмотреть — не плод его
За тяжелыми бархатными шторами обнаружилась уютная приватная комнатка, по трём стенам которой стояли широкие кожаные диваны с мягкими подлокотниками. Я опустилась на ближайший, осторожно закинув ногу на ногу. Нужно было отдышаться. Мужчина подошёл к едва заметному столику в углу и налил нам в бокалы что-то крепкое.
— Думаю, не помешает, — пробормотал он, усаживаясь рядом и протягивая мне напиток.
— Благодарю, — пропела я, чуть пригубив тёмный, с горчинкой, виски, обжигающий губы.
— У Льё всегда хороший алкоголь, — мой спутник залпом выпил, и отбросил бокал прямо на застеленный ковром пол. Тот ударился с глухим стуком и замер. Меня пробрала дрожь. Я ждала помощи от Льё и Дена, но их не было. Выпив, в свою очередь я повторила жест влияния.
— А ты интересная, Ада, — хрипло рассмеялся он, поглаживая мою ногу.
— Ты тоже, — я решила тянуть время, сколько получится.
— Правда? — его рука поднималась выше, мне становилось трудно дышать от нахлынувших не к месту воспоминаний, далёких и совершенно чужих, но моих.
— Абсолютная… Таких интересных мужчин не часто встретишь, — я чуть повернулась к нему, чтобы лучше видеть глаза. Так хотя бы была возможность предугадать его поступки.
— А мне казалось, что ты больше интересуешься этими двумя… Льё и его другом, — он, не стесняясь, запустил руки под платье и повалил меня на диван.
— Так надо, — только и смогла ответить я. В его глазах чётко виднелись все желания. Если Ден или Льё не появятся в ближайшее время, то выхода не будет.
— Говорю же, интересная… — он потянулся к моим губам, но я отвернулась. Тогда, хмыкнув, он спустился к груди. Я затаила дыхание, нужно было выходить из тени и жечь, чтобы это прекратилось.
— Посмотри мне в глаза, — потребовала я, сжав его ногами. — Хочу видеть тебя, — совладав с нервами, подлезла к его штанам, расстегивая пояс.
— Ммм, — промычал он, и мне стало противно.
Я поймала взгляд влияния и снова заглянула в сознание. Нужно продолжить выжигание, сейчас же, иначе… Но тут меня встретила стена, выстроенная влиянием. Грубая, страшная. Она отбросила меня, но не выпустила. Розарий, болтавшийся на руке, дрогнул и тяжелые бусины с глухим стуком посыпались на пол: одна, вторая, третья — они падали так медленно, будто бы кто-то растягивал время, как резиновый мяч. Я пыталась жечь, пыталась частично выйти из тени, но силы стремительно исчезали. В глазах темнело, ощущение безысходности, полного отсутствия сопротивления застилали всё. Кажется, я была
Он резко схватил мои руки и развел их в стороны, прижав к дивану, и пыхтел, покрывая мою грудь и шею противными, чмокающими поцелуями. Меня мутило, я пыталась вырваться из цепких лап воспаленного сознания, и не могла. Чувство перетекания моих мыслей в чужую голову усиливалось с каждым мгновением, мне казалось, что пока я пытаюсь победить влияние, оно пожирало мой мозг изнутри, выедало кусочки, а самые сладкие разворачивало, раскрывало и показывало мне. Как фильм. Как давно выброшенный альбом с самыми отвратительными фотографиями.
Сёртун. На мгновение мне показалось, что это он пыхтит надо мной, старательно и нетерпеливо. Я не чувствовала боли, даже отвращения, только унижение, с которым нужно было смириться. С которым я всегда смирялась в страхе признаться кому бы то ни было. Любимая ученица — это честь, это подтверждение силы и уникальности. В глубине души, в самых далеких уголках подсознания я видела шестнадцатилетнюю себя, тихую и скромную девочку, мечтающую о величии, о благородном деле, но совершенно неспособную признать слабость, не желающую показывать себя жертвой. Я терпела тогда, терплю и сейчас.
Внезапно Сёртун рассеялся, и где-то рядом послышались насмешливые возгласы Герши, и колкие шутки его товарищей. Я бежала, спасаясь от их слов, с силой пихая плечом тяжёлые двери, а они всё никак не заканчивались: открывались одна за другой, тёмные, влажные. Мне хотелось кричать и крушить всё на своём пути, но крылья не появлялись, не желали мне помогать. Я отчаянно пыталась выйти из тени, стать той, кто я есть на самом деле — Фениксом, молила об этом. Яркая вспышка ослепила меня, за ней последовал чудовищной силы удар, отчего в голове зазвенело.
“Меченая, меченая” — неслось со всех сторон сквозь звон, рука с татуировкой чесалась нестерпимо, и я раздирала рисунок в кровь, сдирая кожу на пальцах об ветки шиповника, который неожиданно стал настоящим. Но изображение проступало снова сквозь тёмно-бордовую лужицу моей драгоценной, горячей крови. Тёмно-бордовый цвет. Он увлекал меня, чем дольше я смотрела на него, поглощал, лился будто бы с головы, заполняя глаза и заставляя видеть мир сквозь кровавую пелену. В отчаянии я пыталась кричать, но поняла, что забыла как это делается. В немом ужасе зажмурила глаза, а когда открыла, увидела над собой балдахин и чёрные бархатистые стены вокруг, по которым стекала противная, вонючая жидкость, заполняя комнату, в которой я оказалась.
Мне вдруг стало всё равно, что произойдет дальше, я легла на кровать, раскинув руки, и ждала. Пусть, пусть всё будет поглощено, утонет в болоте грязи, составляющей мою жизнь. Если каждое гадкое, отвратительное воспоминание исчезнет — я, наверное, буду счастлива. Даже если исчезну и я сама. Жидкость прибывала, уже добралась до моего тела, окутывая его приятным теплом. Я закрыла глаза и глубоко вдохнула, будь что будет. Фениксу с одним крылом всё равно не выжить.
— Ада, милая. Птичка моя, — донёсся сквозь жидкость, заполняющую мир вокруг, голос Денеба. — Я тут, лапушка… Проснись.