Других версий не будет
Шрифт:
Саблин высунулся в окно и проворчал:
– Сколько колес проколото?
– Два.
– А запасных сколько?
– Одно… Но мы поищем. Найдем!
– Ищите… Значит так: ремонтируйтесь и догоняйте. Охраннички! Гнать вас всех надо… Газуй, Титан.
Самсонов газанул и тяжелый внедорожник со скрипом и визгом сорвался с места.
Через сорок минут они выскочили на берег Волги, на прямую дорогу к Бродникам.
Саблин, сидевший на заднем сиденье начал постоянно оглядываться. Особенно на холмах, где дорога далеко просматривалась в обе стороны.
Наконец
– Притормози, Титан. Я хочу вас с Шишком сфотографировать. В предвыборных целях… Сначала вы в машине… Я вперед пробегу, а ты давай на малой скорости на меня… И улыбайтесь, оба улыбайтесь.
Фотоаппарата у Саблина не было. Прикрыв рукоятку он приставил к глазам пистолет. Со ста шагов Титан не разберет, а с двадцати будет уже поздно.
Вскидывая пистолет, Саблин успел увидеть за лобовым стеклом две улыбки: радостную Самсонова и кривую Шишова.
Три пули вошли чуть повыше руля… Джип замедлил скорость, соскользнул в кювет и уткнулся носом в придородные кусты.
Саблин протер пистолет и швырнул его на дорогу в сторону Бродников. Потом он подбежал к машине, с трудом открыл заднюю дверь, подтянулся и как танкист вполз в джип ногами вперед.
– Жив, Шишок?
– Да… Бровь я себе повредил… Долго нам еще? Мне неприятно к нему прислоняться.
Через три минуты у места «покушения на кандидата в губернаторв» притормозил рейсовый автобус из Бродников. Еще через минуту – «Волга» с уваровскими рыбаками. У кого-то в толпе появилась видеокамера, кто-то звонил в скорую и в милицию, большинство вызволяло потерпевших.
Поддерживая Шишова, Саблин протиснулся поближе к человеку с маленькой «Сони» в руках. Красный огонек на камере горел и значит можно говорить:
– В Шишова стреляли двое. Они убежали в сторону леска. Догоните их… Нас хотят запугать. Но мы продолжим предвыборную борьбу… Уваровцы, не теряйте надежду на счастливую жизнь. Мы победим!
Последние слова Саблин произнес так проникновенно, что стоящий рядом Шишов гордо поднял голову и чуть было не выбросил вперед правую руку с жестом, указующим дорогу к счастью.
Незнакомая дорога всегда кажется длиннее.
Саша Гутман шел по подземному ходу бодро, как по коридору своей квартиры. То и дело фонарик выхватывал из темноты виденные уже обрезки корней, торчащие из стен, пологие лесенки, лужи.
Пытаясь не отставать, сзади семенил Гоша, поеживаясь от сырости и пещерной прохлады.
У стены, за которой был винный погреб, Гутман затих и прислушался. Он только сейчас понял, что время для рейда он выбрал не самое подходящее. нА полянках вокруг усадьбы шла полным ходом подготовка к банкету, а значит хранилище элитных напитков могло быть сейчас самым посещаемым местом.
За стеной было тихо… Гутман спокойно вынул четыре кирпича.
Голова в эту дырку не пролезла. Рука с бутылкой проходила свободно, а голова нет.
С помощью «фомки» старинная кладка разбиралась легко. Ломать – не строить!
Вынув девятый кирпич, Гутман сделал примерку: теперь явно пролезали все части тела.
Раздвинув в стороны бутылки, Саша лег животом на полку, втянул себя внутрь и, вытянул вперед руки, нырнул на пол винного погреба.
Первое, что он заметил – гора пустых коробок в углу. Одной такой будет достаточно, чтоб закрыть лаз, из которого вопросительно смотрел Гоша.
Прежде чем дать ему отмашку, Гутман подошел к двери погреба, прислушался, а потом наклонился и приник глазом к замочной скважине… Он увидел нечто страшное: по коридору прямо на него шел человек в черном смокинге и, главное, в бабочке.
Кошачьими прыжками Гутман подскочил к груде пустых коробок, схватил одну из них, поставил ее на полку, прикрывая и дыру в стене, и растерянное лицо Егора Рюмина.
Пока пришелец в смокинге скрипел ключом, проворачивая старинный замок, Александр вернулся к двери, которая открывалась внутрь, и втиснулся в небольшой проем. Входящий в винный погреб не должен его заметить… А выходящий?
Смокинг оказался мятым черным костюмом из легкой дешевой ткани, а вдоль брюк тянулись атласные лампасы. Типичный наряд официанта.
«Смокинг» прошел вглубь винного погреба, присел и стал шарить по нижним полкам. Он звенел бутылками, заглушая шаги подходящего сзади Гутмана.
Бить или не бить – так вопрос не стоял. Чем бить? Коньяк, виски, а тем более красное вино не подходит. Желательно сохранить чистоту официантского мундира. …Опять ничего лучше русской водки не придумаешь!
Толстостенная бутыль с чистой прозрачной жидкостью зависла над головой работника подноса и опустилась вниз с четко рассчитанной силой удара. Надо было вырубить пришельца, но, желательно, не разбить сосуд и голову. Из трех целей удалось осуществить только две. Бутылка все-таки разлетелась вдребезги и подвал наполнился знакомым волнующим ароматом.
В полной тишине послышался звонкий, чуть приглушенный пустой коробкой, голос Гоши:
– Что у вас случилось, Гутман? Вы бутылку разбили?
– Разбил… Ты приготовься к приему тела… У тебя веревка есть?
Вопрос был глупый. Риторический. Гутман хорошо знал содержимое карманов Гоши.
Они шли в усадьбу, как в разведку – без документов и наград. У Егора был лишь перочинный нож и набор отмычек. Себе Гутман взял более серьезную вещь – маленький магнитофон с приемной антенной и микрофончик, величиной с шоколадную конфету. Эту штуку в народе называют «жучок».
… Послышался треск ткани. Это Гутман рвал на себе рубаху, скручивал ленты в жгуты и связывал их.
– Держи, Егор, картонку. Постели. Не в грязь же его сажать. Еще простудится… А на спинку ему брюки мои накинешь.
– А как же вы?
– У меня, Гоша, уже другие штаны есть. С лампасами… Теперь держи тело… Ты роды когда-нибудь принимал?
– Нет.
– Значит первый раз… Держи! Вот головка пошла. Правое плечико…
Пока Егор пеленал новорожденного гутмановскими брюками, Саша, поправив бабочку и разгладив ладонью мятый, пахнущий водкой рукав официантского пиджака, еще раз прильнул глазом к замочной скважине… Прямо на него шел еще один «смокинг».