Другое детство
Шрифт:
Никогда не думал, что он такой нерешительный.
А сам я, хоть и боялся, уже ни за что не отступил бы. Как будто я попал на стадион и бежал к финишу.
Даже если Коля уйдет, я останусь. И не из-за Жучки, шут с ней, с Жучкой. Я должен все здесь увидеть. Такое у меня внутреннее задание.
Я шагал по коридору под ярким светом белых шаров под потолком.
Перед каждой дверью я останавливался и открывал ее. Двери были не заперты.
Но ничего особенно интересного за дверями я не нашел.
Там были кабинеты. Два или три кабинета, со столами и стульями.
Столы были большей частью пустыми. А вдоль стен стояли серые стальные шкафы.
В одной комнате обнаружилась лаборатория. Длинный стол, на нем приборы, здоровая штука под потолком. Может быть, микроскоп, не знаю.
За предпоследней дверью был туалет, на нем была нарисована женская фигурка в юбке. Я не стал туда заглядывать, хоть наверняка там никого не было. Но все равно неловко заглядывать в женскую уборную.
А вот за последней дверью была лестница вниз. Значит, я угадал!
Я уже освоился в этом институте. Даже свет зажигал, не опасаясь, что выскочит сторож. Не было там никаких сторожей, потому что это был заколдованный институт.
Отсюда ушли все люди, может, вчера, а может, давно. А тот, кто уходил последним, заколдовал эти комнаты и весь дом. Они не думали, что найдется юный рыцарь, который знает волшебное слово – «сезам, откройся!».
И тут я услышал собачий лай.
Как будто приподняли заслонку и впустили сюда внешние звуки.
Я обернулся – где Коля?
Вот он – стоит в отдалении, в коридоре, будто никак не решит, идти за мной или вернуться домой, к мамочке.
– Пошли, – сказал я. – Будет тебе и Жучка, будет и свисток.
И он послушался.
Я открыл дверь в подвал, и в лицо мне ударил вопль собак.
То ли их не кормили тысячу лет, то ли они так соскучились по человеческому лицу.
Здесь горел свет, но лампы были синими, и от этого все вокруг принимало мертвецкий оттенок.
А собаки стали черными, синими и голубыми.
Как в черно-белом кино. Как под светом синей лампы. У нас дома была лампа синего цвета, ею грели желёзки и вообще лечили от всех болезней. Ее включали, остальной свет выключали, и все становилось синим-синим.
Клеток двадцать стояло в ряд, в каждой было по собаке.
– Да иди ты сюда! – крикнул я Журуну. – Я тут без тебя Жучку не найду.
Собаки вели себя по-разному. Некоторые кидались на решетку, а другие забивались в угол.
Я прошел до самого конца подвала. Двадцать клеток. Разные собаки. Но, конечно же, Жучки среди них не было. Да и как можно было на это надеяться?
– Ее нет, – сказал мне Журун. Он был удивлен. Как будто другого места для нее не было.
Последняя клетка была освещена совсем плохо. Там, видно, перегорела лампочка.
В клетке лежал зверь.
Не пес, а другой зверь, такой страшный, что мы с Журуном не стали к нему подходить.
Мы отвернулись, чтобы не встречаться с ним взглядом, и пошли к выходу.
Зверь проснулся и поднялся на передние лапы, а задние остались лежать на полу клетки, словно они были у него перешиблены.
И он зарычал.
Очень тихо, из внутренностей.
Этот звук наполнил подвал, как звук контрабаса.
И собаки примолкли.
Только звук контрабаса.
И еще: у этого зверя глаза светились.
Как светятся глаза у кота.
Только это был не кот.
Мы выбежали в коридор первого этажа.
И быстро пошли по коридору к вестибюлю.
Лампы под потолком в матовых шарах стали тускнеть.
Как будто кто-то включил реостат.
Мы припустили к выходу.
Но дверь в вестибюль открываться не желала, словно ее кто-то запер, пока мы были в подвале.
И тут сзади раздался удар. И не надо было оборачиваться, чтобы сообразить: это зверь бьется о прутья клетки, и с каждым ударом прутья поддаются… Собаки замолчали, словно испугались еще больше нас.
Я подергал ручку двери. Никто ее не держал с той стороны, просто выскочил язычок замка.
Но я подумал об этом с опозданием, уже потом – а так все дергал и дергал дверь, а Коля рядом стучал в дверь кулаками и кричал:
– Откройте! Откройте, пожалуйста!
Сзади загремело – вся передняя стена клетки, ряд толстых железных прутьев, грохнулась на каменный пол. Взвизгнули в ужасе собаки.
И тут я увидел лестницу. Как пожарную, только небольшую, она вела вверх к люку в потолке, ступеньки были из прутьев, как клетки.
Я успел оглянуться – к нам несся зверь.
Он был очень большой, а рот был раскрыт, и зубы светились.
И глаза светились.
Я прыгнул к лестнице и полез по ней. Руки срывались с перекладин, я хотел крикнуть Коле, чтобы он тоже лез, вдруг он не заметил, что я нашел эту лестницу?
Зверь пробежал подо мной, прямо под моими подошвами, и Коля Журун стал закрываться от него, выпятив локти, как неумелый боксер в глухой защите.
Зверь ударил Колю, еще ударил, будто бодал, ухватил Журуна за плащ и стал рвать этот несчастный плащ.
А я ничем не мог ему помочь – самому бы остаться живым.
Пока я оглядывался, ноги и руки сами затащили меня к потолку.
– Игорь! – закричал Журун. – Игорь, помоги!
Он кричал как маленький. Будто я мог ему помочь.
«Не могу, – говорил голос во мне, – не могу, не могу…» Я толкнул люк в потолке, и он открылся. Там между этажами было пространство, вроде технического этажа.