Другое притяжение

Жаков Лев Захарович

Затем впереди возникли холмы и поляны, составленные из старых ненужных вещей: перед нами расстилалась городская свалка. У границы её стояло несколько серебристых мусорных баков, двое ребят в синей униформе лопатами выгребали из них мусор.

Распахнулась дверь, хлопнула форточка, по ногам пробежал сквозняк, брызнул свет, заливая комнату, выскочили из темноты трюмо, кресло, старая тумбочка с телевизором – и в комнату ввалилась подвыпившая компания.

– Давай, Марин,

садись! – командовал раскрасневшийся Санёк, толкая раскрашенную девицу на диван. – Петрович, куда, потом завалишься, дуй на кухню, притащи стул!

Они вывалили на стол нарезку салями, помидоры и огурцы, пучок редиски, два клюквенных рулета, выставили бутылки – водка, вино для девушки, опять водка и снова водка, лимонад для запива. Тут же Санёк достал нож с тарелкой, Марина подсела к столу, закинув ногу на ногу – короткая юбка уехала вверх, обнажая бёдра в полный рост, – стала кромсать овощи; Петрович внёс, ударив об косяк, табурет; Сергуня тоже пристроился возле стола, переставляя бутылки и стаканы, протирая последние о футболку на животе.

Санёк врубил музыкальный центр, отворил окно, подперев раму книгой.

– На чём мы там остановились? – Он подрулил к компании и начал тыкать штопором в бутылку. – Сначала дамам!

Марина кокетливо хихикала, отводила взгляд, дрожа густыми, твёрдыми, будто пластмассовыми, ресницами.

– Но и про мужчин не забудем. – Петрович погладил обширную плешь, обрамлённую почти прозрачной нежизнеспособной уже порослью.

Сергуня взялся за водку и огромной лапой сковырнул пробку. Марина подставила рюмку, куда заструилось бурое в отсветах люстры вино; мужчины сдвинули стопки.

– Вздрогнем, – деловито бросил Петрович и тут же хряпнул.

– А тост, тост! – запротестовал Сергуня и, опрокидывая стопку, едва не проглотил её.

Марина захлопала в ладоши.

– Сила! – крикнула она и захохотала в голос.

Санёк поднялся:

– Тост, господа! Предлагаю выпить…

Зазвонил мобильник. Он мелко вибрировал, исходя переливами расхожей мелодии.

– Брось, Шурик! Отключи! – Марина положила ладонь ему на колено.

Санёк смотрел, как трубка ползёт, дрожа, к краю стола.

– Да ну, а вдруг… – Он схватил телефон. – Алё!

– Я ей и говорю… – громким шёпотом, наклонившись над тарелкой с редисом, заговорил Петрович. – А она мне…

Марина смеялась, запрокидывая голову. Санёк отошёл к окну.

– Саша, ты чего, ты когда на работе появишься? Ты чего делаешь? Пьян, что ли? Саша, да ты спятил! Третий день тебя нету, Сан Палыч уже о тебе только матом! Ты понимаешь, чего делаешь, Саш? Ты ваще думаешь головой? Придёшь завтра?

– Хватит орать, – невольно повышая голос, ответил Санёк. – Чё привязался? Я занят. Мне некогда на работу ходить.

– Саш, ты чего?! – явственно офигел собеседник. – Ты ваще работаешь или где? Если ты завтра не появишься, я всё Сан Палычу расскажу, и он тебя уволит на хрен. Ты не понимаешь, что ль? Это работа, тебе тут бабки платят, а не курорт! Саш, я серьёзно, меня достало тебя прикрывать каждый запой! Ты больной, тебе лечиться надо!

– Я не пью! Я трезвый! – завопил Санёк. – Вы меня заколебали со своей работой!

– Саш, ты чего, ты чего, да успокойся… – забормотал собеседник.

Марина, обернувшись через плечо, улыбалась, показывая жёлтые зубы. В прямых пальцах она держала сигаретку.

– Красавица! – Петрович подъехал к девушке вместе со стулом, припал к её груди. – Богиня!

– Саш, но ты приходи завтра! С твоей трудовой, сам знаешь, устроиться сложно. Помнишь ведь, как Сан Палыч тебя брать не хотел? По полгода работаешь, ну кто ещё возьмёт? А я больше не могу прикрывать, Сан Палыч и мне не верит. Завтра сам с ним поговори, он придёт. Ты понял? Саш, он завтра придёт, ты должен быть на месте, иначе уволит, точно говорю!

– Да пошёл ты! – проорал Санёк, размахнулся и швырнул телефон об пол. – Задолбал!

– Шурик, ты чего? Иди к нам!

В дверь стучали.

– Саша, сделай музыку тише! – крикнул из коридора брат. – И не шумите там! Уже одиннадцать, и ребёнок спит! Если не прекратите, я вызову милицию!

– Пугает, – авторитетно заявил Сергуня, опрокинул две стопки подряд и, повернувшись к девушке, стал поигрывать выпирающими мускулами. Рукава его футболки были давно вырваны с мясом, чтобы видны были бицепсы.

Марина смеялась.

– Милиция? – Санёк беспокойно завертел головой. Перед глазами плыло.

– Ну шо, вродь оторвались. – Зависнув над насыпью из ржавых железяк, бомж меня отпустил.

Я ударился плечом и скатился на кучу полиэтиленовых пакетов, из которых тут же посыпался всякий хлам. Старик хлопнулся рядом, отчего пара пакетов лопнула, обдав нас канцелярской мелочью: пластиковыми скрепками, обрывками скоросшивателей да использованными шариковыми ручками.

– Чё нас всё время преследуют? – Я потёр ушибленное место.

Бомж хмыкнул.

– Шо-шо… не любять свободных людев, ясно шо.

– Почему?

– Тот, кто твёрдо стоит на ногах, тяжёл на подъём, – философски изрёк старик.

Покряхтывая, он начал спускаться на утоптанную поверхность мусорного слоя. То тут, то там торчали из-под ног рваные стаканчики, размочаленные книги, смятые коробки из-под сока. Бомж покрутил носком своей безразмерной кедины.

– А мы зато вон как могём, – с гордостью произнёс он почти без сипа, но тут же согнулся в приступе жуткого кашля. Он хрипел и перхал, выдавливая из себя мокроту, корчился и давился.