Другое счастье
Шрифт:
– Хватит, Квентин, с меня довольно.
– Я последний, кого захотела бы посетить твоя сестра: она отлично знала, что здесь ей не были бы рады.
Их разговор прервало появление в гостиной Милли в сопровождении дворецкого. Он поставил на столик напитки, подмигнул Агате, пододвигая ей стакан апельсинового сока, в который заранее плеснул водки, и удалился.
– Милли мечтала поездить верхом. Ты ей позволишь?
– Вы хорошая наездница? – спросил Квинт.
– Неплохая, – сказала Милли.
– В лошадях нет недостатка, я велю оседлать вам одну. С вами
Квинт позвонил дворецкому и проинструктировал его. Через считаные минуты дверь гостиной открылась, и Милли, сияя от счастья, убежала, поблагодарив хозяина дома.
– Будьте осторожны, у меня лошадки с норовом, – напутствовал он ее.
– Не беспокойтесь, справлюсь! – крикнула она уже из-за двери.
– А у меня душа не на месте, – сказала Агата, залпом опрокидывая свой стакан. – Сделай милость, посади ее на послушную клячу. Не хочу неприятностей.
Квинт нетерпеливо вздохнул.
– Теперь, когда мы остались одни, ответь, почему тебе важно знать, встречался ли я снова с твоей сестрой?
– Этого не случилось. Проехали. Ты сможешь приютить нас на одну ночь?
– На одну и на все последующие, пока тебе не надоест. Дом огромный! У меня шесть гостевых комнат, которые всегда пустуют. Не желаешь ли освежиться в ожидании ужина?
– Тебе не нравится моя прическа? – спросила Агата.
– Если честно, моя дорогая, нельзя заявляться в гости такой грязной. Марш в ванную!
– Если честно, мой дорогой, меня тянет сравнить тебя с Реттом Батлером. И это не комплимент!
Выйдя из гостиной, Агата поднялась по широкой лестнице на второй этаж, где располагались комнаты для гостей. Сверху величина дома Квинта поражала воображение. В апартаментах, куда дворецкий уже занес ее вещи, у нее голова пошла кругом. Такой роскоши она не видела никогда в жизни. В необозримом помещении на возвышении стояла ванна, к ней вели мраморные ступени. В зеркале в золоченой раме над умывальником из лазурита отразилась она сама – и картина той жизни, которую она когда-то выбрала.
Погрузившись в благоухающую пенную воду, Агата зажмурила глаза. Перед ее мысленным взором проплыла вереница образов: мать, не разрешавшая ей покидать дом; сестра, увлекшая ее в темноту; эпизоды их совместного путешествия через всю страну; дверь тюрьмы, захлопнувшаяся за ее спиной. Обложенное кафелем помещение, где ее раздели, унизили, отняли все вещи; бирка на оранжевом комбинезоне, отныне единственной ее одежде; длинный коридор, по которому ее провели, заковав в кандалы по рукам и ногам, вопли заключенных, кидавшихся на решетки при виде новенькой, – коридор, которому, казалось, не будет конца… Она содрогнулась, снова услышав тюремные звуки: лязг засовов, скрип кранов в душевых, глухой рокот разлитого всюду насилия – последней соломинки для тех, кому нечего больше терять. Она сбежала из ада – и вдруг очутилась в раю. Дыхание перехватило, горло сжалось; испугавшись, что сейчас задохнется, она выбралась из ванны и растянулась на полу.
Прошло немало времени, прежде чем она взяла себя в руки. Когда утихло сердцебиение и восстановилось дыхание, она встала, накинула купальный халат и пошла одеваться.
Потом, спускаясь в гостиную, она столкнулась с дворецким, поднимавшимся ей навстречу: он доложил, что хозяин дома ждет ее во дворе, и чинно отправился вниз вместе с ней.
Квинт сидел на ступеньках крыльца.
– Предлагаю начать сначала, – сказал он при виде ее.
– Что начать?
– Восстанавливать отношения. Наш разговор в салоне мне очень не понравился. Знаешь, внешность обманчива: на самом деле я мало изменился. Говорят, пятидесятилетний рубеж мужчина встречает спокойно, с уверенностью в себе; я же подошел к нему с пустыми руками. Я по-прежнему испытывал сомнения, тревогу, какое-то вечное моральное недомогание. Я очень часто вспоминаю все то, что мы пережили.
– Сигаретка найдется? – спросила Агата, садясь с ним рядом.
– Сейчас попрошу принести.
– Нет, Квинт, мне бы хотелось, чтобы ты сам сходил за куревом. Принеси заодно две бутылочки холодного пива, которое мы выпьем из горлышка. Тогда я, может быть, узнаю человека, которого знала раньше.
Квинт подчинился. Вернулся он, сменив брюки из вельвета и белую рубашку на потертые джинсы и черную футболку.
– Так лучше?
– Так ты больше похож на себя, вернее, на того, каким я тебя помню.
Квинт вставил себе в рот две сигареты, чиркнул спичкой, зажег обе и отдал одну Агате. Она сделала глубокую затяжку и сильно закашлялась.
– Признавайся, здесь только табак?
– Почти, – ответил сияющий Квинт.
– Объясни, как парень в лохмотьях, которого я знала, сумел так преуспеть в жизни?
– Я расскажу тебе об этом за столом. Правда, мне придется быть настороже, чтобы не ляпнуть при твоей подруге что-нибудь запретное? Меня все время подмывает назвать тебя настоящим именем.
– Умоляю, не забывай о бдительности!
– Ты принимаешь меня за идиота или это редкое совпадение? Эта твоя Милли – вылитая…
– Ты не идиот, – перебила его Агата. – Да, Милли – моя племянница. Но она этого не знает, и я хочу, чтобы так и оставалось.
– Понимаю… Именем своей сестры ты, наверное, назвалась для большей простоты?
– Милли родилась уже после того, как мы с сестрой поменялись именами. Для нее мать всегда была Ханной. Если бы я вернула мое настоящее имя, это ее сильно встревожило бы.
– Почему ты ничего не хочешь ей говорить? Только не заливай, будто вы встретились случайно!
– Случаю помог Макс. Я знала, где и когда ее перехватить, благо ее образ жизни отличается удручающим постоянством.
– Ты не ответила на мой вопрос.
– Она не знает о моем существовании, о прошлом своей матери, о том, что произошло между нами, сестрами.
– Вплоть до того, что не знает о существовании тетки?
– Знает, что была. Ей наплели, будто я умерла еще до ее рождения.