Другой сценарий
Шрифт:
Прикинул расклад. Оружия не просматривается. Разве что ножи по карманам. Самый опасный — сам Монгол, и вон тот парень слева. Вот их и вырубаю. Сурков тех троих придержит. И ходу. Нырнём в переулки за Арбатом. Сам Арбат сейчас как раз ремонтируют и делают пешеходным. Так что — сбежим, нефиг делать. Но только я собрался начать, Монгол хмыкнул и махнул рукой.
— Так и решим. Вам жить. Если что, мы незнакомы. Идите.
Я встал и полез в карман за бумажником, оторвав глаза от собеседника, и выглядывая официанта.
— Оставь, — вдруг снова усмехнулся Геннадий Александрович, — я угощаю. Не дам питерским рассказывать,
— До свидания, — сказал Сурков, вставая.
— И вам не хворать. И вот ещё что, — добавил он нам в спины. — Скажете Андрюше, что я в Ленкоме договорился. Он знает. А за эту операцию, он вам заплатит.
Я обернулся, сказать что обойдёмся. Но он покачал головой.
— Молчи. Я долги не люблю. Разве что меж друзьями. А мы не друзья. И за Артемьева не переживай. С этой стороны вас не тронут.
Кивнул. И пошёл за Сурковым на выход.
Аэропорт Шереметьево-1 — типовой аэропорт. Такой же сейчас в Уфе, Челябинске, да почти по всей стране. Здание вылета. Здание прилета. Парковка. Кассы расположены в зале прибытия. Водитель белой Волги, что привезла нас, за всю дорогу не произнес ни слова. Даже на прощание лишь кивнул. Сурков забрал у меня паспорт и студенческий, и пошел за билетами. Фред, которого Монгол ласково называл Андрюшей, организовал нам бронь от Дзержинского райкома ВЛКСМ.
Пока Сурков толкался среди пассажиров и брал билет, я курил на улице. Злился. В Обнинске я с преступностью не пересекался. Да и вообще считал, что в Союзе, в это время, криминал вел себя скромно и тихо. Само предложение Фреда было удивительным. А уж встреча в Жигулях…
Вор в законе проводит собеседования в центре Москвы. Прелестно. Все то, что будут писать в девяностые — это лишь свидетельство свободы слова. Я думаю, если журналюгам дать волю сейчас, они тоже много чего порасскажут. Только не рассказывают. Так, бродят слухи. Про Казань. Про Свердловск. А про Ростов-на-Дону и Одессу, не говорит только ленивый. А потом мне будут рассказывать что в СССР такого не было. Сейчас в любом областном городе сидит вор-смотрящий.
К Собчаку можно относиться как угодно. Я, к примеру — плохо. Всех заслуг — переименовал Ленинград. Да и то, мне название Петроград нравилось больше. Но, не один человек мне рассказывал, что еще в девяностом году он собрал закрытое совещание силовиков города. И там потребовал, чтоб уголовных порядков в Питере не было. Любыми способами. И это обеспечивалось всеми. И, к примеру, дед Хасан, да и Япончик, в город попасть просто не смогли. А они несколько раз пытались. Самолет Хасана разворачивали в воздухе и не давали посадки. А Япончик ни разу не добрался дальше Бологого. Короче, для воровской элиты город был закрыт. Правильно это или нет, не знаю. Но и их доверенного я тоже убрал. Могила, как минимум, исчезнет. А тех, кого примеряли на его место, иначе как клоунами не назовешь. Ну и шарман. Обойдется мой город без этого говна. И своего хватает.
Уже поздно вечером, оказавшись дома, в постели, я набрал Лишову.
— Виктория! На улице минус двадцать, и ветер с залива. Самое время прогуляться. Соглашайся, я не всем это предлагаю.
— Обойдешься, Коленька, — засмеялась Вичка. — Чтоб тебе было легче, знай, я не всем отказываю. В основном тебе. И то, только когда я в пижаме.
Глава 53
— Виктория!
— Придумай повод поинтересней. Вся наша группа перед первой парой — или зомби или мертвецы. И как только ходить умудряются! Ничего нового не увижу.
— Пойдем без повода.
— И где ты только научился так девушек уговаривать? Прямо теряю волю, не могу отказать.
— А чего ты отскочила? Все равно по жопе получишь! Ехидничает она, понимаешь!
Лишова нашла меня на большой перемене там же, где и всегда. Я курил на лестнице. Вообще-то, она предложила сходить в Пассаж. У нашей Ленки Овчинниковой скоро день рождения. Мы приглашены. Как, впрочем, большая часть потока и не только. Пошли, Коль, подарок ей найдем. Я предложил план немного изменить. Зайти ко мне, а уж потом…
После нашего возвращения из Москвы, жизнь стала опять неторопливо созерцательной. Сейчас все делается медленно. Всех коммуникаций — телефон с диском. Мне пришлось исхитриться, чтоб купить кнопочную трубку.
Ленкин ДР — статусное мероприятие. Приглашение означает попадание в институтскую элиту. Сейчас, как и всегда, многие студенты крайне озабочены вопросами престижа. Ленкин праздник — это престижно.
Да и то, торжества пройдут в субботу вечером в ресторане «Тройка», что на Загородном. Точнее, в переулке Джамбула. Торжественный ужин, и танцы до упаду.
Мне было занятно это все наблюдать. Я с удивлением сообразил, что всегда был студентом из общаги. А здесь наша зам декана, по каким-то своим соображениям, сделала Овчинникову моим чичероне, на первых порах. Сразу введя меня в институтский истеблишмент. В случайность я не верю ни минуты. Сейчас, вполне освоившись, я отчетливо понимаю, что меня куда-то решили подтолкнуть. Скорее всего, в науку, или в карьеристы. Плевать, конечно, но наблюдать все это интересно.
Институтская верхушечка, детишки шишек, ведут несколько особый образ жизни. Стригутся только на Невском, у иранца-репатрианта Жоржа. Вечерами сидят в Европейской, и ведут разговоры о горных лыжах, и отдыхе в Юрмале. Зарубежные поездки для них не экзотика. Многие бывали в соцстранах. А некоторые и в США. Как наша преподавательница Проничева, к примеру. Или тот же Снежин. Моя девушка уже отдыхала в Болгарии, плавала по Дунаю. И ездила в Венгрию.
Поэтому мой предполагаемый вояж в Финляндию воспринимается с одобрением. А Вика ехидничает, что я какой-то не очень финн. А скорее даже совсем не финн.
С ней мне неожиданно интересно. Когда мы оба перестали выпендирваться, она оказалась простой, веселой и славной. Может, только со мной. Я не сильно за ней слежу. Это её бесит, и она не устает мне выговаривать. Появился ниоткуда, патриций. Ничего не замечает, на всех смотрит с этой своей усмешечкой. Как ты мог месяц меня не замечать, скотина? Ходит такой, одет из «Березки», пахнет как парфюмерный отдел в ДЛТ, живет в хоромах, гоняет на тачке по городу, и на меня ноль внимания! Я смеялся и отшучивался, что кто ж знал, что петербурженка из двести тридцать второй школы, снизойдет до провинциала? Или у вас, во второй гимназии, там у всех народовольческий дух? И откуда ты знала, где я живу? Да ты, Коленька, еще появиться не успел, про тебя уже всё знали.