Шрифт:
Рассказы
МУШКЕТЁРЫ
Нина Васильевна решила сварить на обед грибные щи: всегда любила их больше, чем мясные. К тому же начался Великий пост. Хотя, конечно, поститься Нина Васильевна не собиралась: здоровье не позволяет, несколько лет назад врачи обнаружили сахарный диабет. Ничего, рассудила она, Бог простит. И так приходится постоянно во всём себе отказывать: что-то врачи запрещают, на что-то пенсии не хватает.
Нина Васильевна, натужно кряхтя, нагнулась и достала из ящика под мойкой крупную морковку. Придирчиво оглядела её и принялась
Надо будет сходить в коридор за картошкой. Нина Васильевна хранила её во вместительном деревянном сундуке, который сколотил когда-то муж. Хоть за это ему спасибо. После смерти Леонида прошло уже больше десяти лет, но Нина Васильевна до сих пор продолжала мысленно его отчитывать. Что хорошего она видела за годы совместной жизни? Одевалась из экономии кое-как, машину они не купили, на дачу не накопили, на курортах не побывали. На базу отдыха три раза съездили – вот тебе и весь курорт. Ремонт Лёнька делал-делал, да так и недоделал: балкон рейкой обит только наполовину.
Одно хорошо – дочь вырастили. Да и то… Светка как уехала после института за своим драгоценным Витенькой в Краснодарский край, так носу к матери и не кажет. И раньше редко наведывалась, а как Лёнька помер, вовсе дорогу забыла. Только на праздники звонит. Отмечается.
Нина Васильевна раздражённо швырнула очищенную морковь на разделочную доску и принялась нарезать её неровными кружочками. Конечно, мать плохая! А то, что она сорок лет в школе, как на каторге? Учитель физики – это вам не дворник какой-нибудь. И не инженеришка на заводе вроде Лёньки. Не получается вернуться вечером с работы и все проблемы оставить за порогом. И тетрадки домой тащишь, и планы-конспекты, и проблемы с учениками. А ещё и приготовить надо, и постирать, и убрать, а после – опять за письменный стол. Где тут время найти на Светку!
Вот она вечно с папой да с папой любимым. Постоянно шептались о чём-то, секретничали. Потом он пить начал, и Нину Васильевну прямо колотило от злости. Смотреть на него, скотину, противно было. А Светка – «папуль, покушай» да «папуль, ляг, поспи»… Сюсюкалась с ним, как с дитём малым. Однажды, тварь неблагодарная, психанула да как выкрикнет матери в лицо: это из-за тебя, мол, папа спивается! Ты его заедаешь, жизни не даёшь! Нет, вы видели?! Нина Васильевна тогда аж дар речи потеряла от такой несправедливости.
Она резким движением вывалила оранжевую горстку моркови на сковороду, где уже скукожились и потемнели грибы и поджарился лук, быстро перемешала всё и накрыла крышкой. Отправила в кастрюлю капусту, вышла из кухни и двинулась в большую комнату.
Одно только и название – «большая». А на самом-то деле и эта комната, и вся квартирка крошечная и тесная. Нина Васильевна осторожно села на диван. Тот недовольно скрипнул и промялся под её немалым весом. Поправилась она в последние годы, что и говорить. Надо бы похудеть, но как-то недосуг. Нина Васильевна медленно обвела комнату рассеянным взглядом. Диван, пара кресел, журнальный столик с телефоном, облысевший ковёр, торшер на длинной ноге, телевизор на тумбочке да древняя полированная стенка – вот и всё богатство. Вроде и мало мебели, а такое чувство, что кругом заставлено, ходишь – на углы натыкаешься.
В комнате почти всегда сумрачно: Нина Васильевна привыкла задёргивать тёмные шторы, чтобы не любоваться свалкой на балконе. Она скидывала туда вещи, которые выкинуть жалко, а дома держать негде. Постепенно гора росла, и в результате на балкон стало почти невозможно выйти. Выстиранное бельё приходилось развешивать на верёвках в ванной. Нина Васильевна всё ждала, когда Светка приедет и разберёт эти завалы. Но дочь не ехала.
Переведя дух, Нина Васильевна направилась в коридор за картошкой, прихватив по пути потрёпанное пластиковое ведёрко. Вышла из квартиры, подошла к ларю, открыла его и принялась кидать в ведро разномастные бугристые клубни. Перед тем, как вернуться обратно в квартиру, покосилась на Анечкину дверь. Спит ещё, небось. До полуночи, наверное, книжки читала. Нина Васильевна покачала головой и скрылась у себя.
Если подумать, никого в жизни и не осталось, кроме Анечки Тумановой да Борьки Рябинина, который живёт в соседнем доме, на пятом этаже. Вот ведь как странно вышло…
Анечка, смеясь, называла их «тремя мушкетёрами». Когда-то они учились в одном классе. Нина сидела за партой с Борькой, а Анечка – впереди, с Колей Демченко. Её уже тогда все называли только Анечкой, так она ею и осталась, хотя в шестьдесят четыре года это уже смешно. Анечка всю жизнь проработала в каком-то московском издательстве художником, разукрашивала детские книжки. «Тоже мне – работа», – фыркала про себя Нина Васильевна.
После окончания школы они потеряли друг друга из виду. Свела всех вместе, соединила Анечка, которая вновь поселилась в Казани около семи лет назад. Похоронила мужа, с которым жила в Москве, продала там свою квартиру и купила здесь, в родном городе. Удивительно, но ей повезло найти подходящее жильё в том самом доме, где когда-то она жила с родителями и братом Арсением! Она вообще всегда была везучая.
Квартира её родителей была ровнёхонько над квартирой Нины Васильевны. Все десять школьных лет Анечка поутру спускалась на Нинин второй этаж и ждала подружку на лестничной клетке. Она выходила, и девочки отправлялись в школу, которая находилась в соседнем дворе. В этой самой школе Нина Васильевна, окончив пединститут, проработала до самой пенсии. Так и прошла вся жизнь в школьных стенах, здесь она сначала росла, потом старилась.
Сейчас в бывшей Анечкиной квартире живёт молодая семья с маленьким ребёнком. Нина Васильевна, счищая с картошки тонкую коричневую стружку, недовольно глянула наверх. Что за несносный мальчишка! Когда был младенцем, днём и ночью орал-надрывался, а теперь подрос, плакать перестал, зато принялся шумно играть, громко болтать и постоянно носиться по дому, стуча пятками. Нина Васильевна всякий раз, встречаясь с соседкой во дворе, строго выговаривала ей за сына учительским тоном. Та смущалась, оправдывалась, извинялась.
Когда Анечкины родители умерли, не в один день, конечно, но в один год, по очереди, квартира досталась Арсению. Анечка, в отличие от Нины Васильевны, выгодно вышла замуж за москвича, перебралась к нему в столицу и добровольно отказалась от своей доли наследства. Легко быть добренькой, когда нет проблем с деньгами! Арсений квартиру родительскую продал и подался в ту же Москву, вслед за сестрой. Тоже женился там, сына родил, а потом раз – и попал под поезд. Из родни у Анечки остался только племянник, Сашка.