Другой Зорге. История Исии Ханако
Шрифт:
Разместив русских с орешками в своем доме и прогуливаясь по периметру с овчаркой, а потом оживленно участвуя в формальных и домашних диспутах, Рихард не мог не привлечь внимание, а затем и симпатии гостей из Москвы. По мнению лидеров Коминтерна, а это были именно они: секретарь Исполнительного комитета Коминтерна (ИККИ) Осип Аронович Пятницкий, члены Президиума ИККИ Дмитрий Захарович Мануильский, Отто Виле Куусинен и Соломон Абрамович Лозовский, такой человек, как Зорге, был нужен в Москве. И сам он был полностью с этим согласен.
15 декабря 1924 года Ика и Кристина прибыли в Москву, а с января 1925-го он начал работать в Коминтерне, перемещаясь там из отдела в отдел и страшно раздражая начальство своим желанием переделать все к лучшему (во всяком случае, в его понимании). Кристину устроили в библиотеку Института Маркса и Энгельса. Жили они в своеобразном общежитии Коминтерна и советских спецслужб в гостинице «Люкс» (бывшей «Франции») на Тверской, 36 (ныне – Тверская, 10), однокомнатном № 20 (по другим данным, № 19).
Кристине в Москве не понравилось. Ее даже нейтральные воспоминания о столичной жизни отдают некоторым холодком: «В однокомнатном гостиничном номере, где мы жили с Рихардом, появлялось все больше и больше гостей, они часто приходили за полночь, приносили с собой вино и водку, лососину и икру; мы ставили на стол чай или кофе». Холодок не случайный: до конца жизни фрау Зорге старательно делала вид, что рассталась с Зорге по причине непринятия советских реалий. Внешне всё так и выглядело. Очень скоро Кристина попросила германскую визу и в октябре 1926 года – спустя менее чем два года жизни в СССР – с легкостью получила ее. Рихард не препятствовал. Более того, к расставанию он сделал жене подарок, передав ей права на принадлежавший ему в Берлине участок земли, которым, по словам Кристины, «он очень тяготился». В ее описании отъезда из Москвы чувствуется смесь какой-то странной легкости с досадой, что все получилось именно так, а не иначе: «Должна ли я была ехать? Почему бы и нет? Ика не сказал мне по этому поводу ни слова: как всегда, он предоставлял мне полную свободу выбора. Поздно вечером он привез меня на вокзал, помог уладить все дела, связанные с отъездом; мы оба делали вид, что расстаемся ненадолго. Но когда поезд подошел к перрону, слезы хлынули у меня из глаз. Я знала, что это был конец нашей совместной жизни, знал это и он. Тем не менее мы переписывались, хотя и очень редко, вплоть до самой его гибели. Он ни разу даже не намекнул о своей настоящей работе, даже во время нашей короткой встречи в Берлине в 1932 году, когда мы официально расторгли наш брак, продолжавшийся пять лет, сохранив дружеские взаимоотношения».
Вполне логичный конец для союза бывшей коммунистки (а была ли она таковой?), а на самом деле «буржуйки», с пламенным борцом за мировую революцию – так можно подумать, глядя на историю любви Ики и Кристины со стороны. Но… так ли все это было на самом деле? Нет. В действительности Кристина Герлах-Зорге еще до отъезда из Москвы была завербована IV Управлением Штаба Красной армии, и их развод с Зорге был мерой вынужденной. Демонстративная холодность, претензии к качеству жизни в Москве, по отдельности проводимые отпуска – все это стало лишь прикрытием, созданием видимого повода для отъезда из СССР и легенды для женщины ничего якобы не знающей о работе своего мужа.
Покинув советскую столицу, Кристина отправилась не домой, во Франкфурт, а в Лондон – для выполнения задания советской военной разведки. Лишь в начале 1928 года она вернулась в Германию, где летом следующего года встретилась с тогда еще фактическим мужем. Рихард, служивший к тому времени уже в Отделе международных связей (ОМС) Коминтерна – международной коммунистической разведке, ехал из Лондона в Москву через Берлин. Там, в германской столице Кристина Зорге познакомила его с Константином Басовым – резидентом IV Управления в Берлине и шефом самой Кристины. 9 сентября Басов сообщил в Москву: «Телеграфировал относительно предложения Зорге. Он действительно очень серьезно намерен перейти на работу к нам. С теперешним его хозяином у него очень неопределенное положение, и уже почти целый месяц, как [он] не получал никаких указаний относительно своего будущего. Сидит также без денег. Он достаточно известный работник… и нет надобности останавливаться на его характеристике. <…> Владеет нем., англ., фр., русск. языками. По образов. – доктор эконом. Если его положение решится в пользу нас, т. е. теперешний хозяин не будет держать его, то он лучше всего подойдет для Китая. Туда он может уехать, получив от некот. здешних издательств поручения по научной работе…»
Москва согласилась. Рихард Зорге оставил работу в Коминтерне и стал агентом советской военной разведки – IV Управления Штаба РККА.
Так в первый раз в жизни Зорге женщина сыграла ключевую роль в его судьбе, оставшись в тени. Ее саму журналисты нашли лишь в середине 1960-х в Америке, в штате Массачусетс, где она жила со своей новой семьей, ничего не знавшей о прошлом бывшей фрау Зорге, и преподавала в местной школе немецкий и французский языки. Летом 1965 года она передала восточногерманскому журналисту Юлиусу Мадеру письмо, в котором рассказала о своем отношении к Рихарду. Это обращение было вызвано статьей в западногерманском журнале «Квик», в котором, в свою очередь, с искажениями цитировались ее воспоминания о бывшем муже, написанные для швейцарского издания «Вельтвохе» (основная часть воспоминаний Кристины в книге Мадера, приводимых и здесь, позаимствована именно из «Вельтвохе»). Вот отрывок из этого письма:
«4 июня 1965 г.
Я преклоняюсь перед мужеством, отвагой и порядочностью Ики; он никогда ничего не делал ради денег… Следовало бы получше разобраться в его нелегкой судьбе, оценить его личность не только с точки зрения политики. Поэтому я и написала статью для “Вельтвохе”, которая затем появилась в искаженном виде в “Квик”. Но я никогда не была женой шпиона…
Агнес и Урсула
Завербованный, как мы видим, специально для работы на советскую военную разведку в Китае, Зорге отправился туда почти сразу же – в конце 1929 года. Это многое, кстати, говорит о хваленой подготовке разведчиков-нелегалов – она почти отсутствовала. Едва ли не все навыки, которыми располагал новый агент, были приобретены им либо во время работы в коммунистическом подполье в Германии, либо (и в основном) в ходе выполнения заданий ОМС Коминтерна в Европе. Военные лишь ознакомили его с некоторыми нюансами криптографии и способов поддержания связи – на остальное у них не было ни времени, ни собственного умения. Тем не менее работа в шанхайской резидентуре, вообще китайский период биографии Рихарда Зорге – до сих пор недооцененная историками часть его жизни.
В Шанхае Рихарду Зорге, направленному туда рядовым агентом, почти сразу же пришлось возглавить резидентуру в этой важнейшей точке пересечения мировых интересов, противоречий, интриг и, как следствие, в фокусе внимания многих разведок. В этом огромном городе на разных условиях и с разными целями работали агенты национального правительства Китая и партии Гоминьдан, китайских красных – представителей Мао Цзэдуна, и генералов-милитаристов, английской, французской, японской разведок. Добавим сюда прессинг контрразведок, государственной и муниципальной полиции (точнее, полиций, ибо в Шанхае, наводненном беженцами, действовали разные полицейские формирования, имелись среди них даже «русские отряды»). Со всем этим и пришлось столкнуться Зорге – сразу и по полной программе.
Новоиспеченный резидент советской военной разведки впервые использовал тогда свой позывной, который потом прославит его, войдет вместе с ним в историю: «Рамзай» – Р. З., Рихард Зорге. И… едва избежал ареста: английские разведчики вычислили его как большевистского агента, но сначала затянули с арестом, а потом ошиблись, приняв за него другого, и в итоге совсем потеряли цель.
Рихарду Зорге повезло, но на грани провала он оказался не по своей воле. Ему неоднократно приходилось нарушать правила конспирации – иногда из-за собственного видения ситуации, но чаще всего по приказу Москвы, постоянно фонтанировавшей новыми идеями по поддержке китайских коммунистов. Москва же постоянно его в этом – в нарушении конспирации – и упрекала, и тут же требовала продолжать действовать тем же манером – во имя дела.