Друид
Шрифт:
Как-то утром я спросил у надсмотрщика, следившего за рабами, можно ли мне завести собаку. Хотя бы собаку. Тот покачал головой и ответил:
— Кретос дал мне указание не делать тебе никаких поблажек.
Я не стал настаивать и спорить с ним. Ведь надсмотрщик сам был рабом и не имел права принимать самостоятельные решения.
Однажды дождливым днем я наблюдал за грузчиками, которые спускались и поднимались по трапам, перенося товары на один из кораблей Кретоса. Они почти закончили свою работу, когда я узнал от капитана, что он должен принять на борт пассажиров, которые немного опаздывали.
Я заметил их издалека — мужчину крепкого телосложения и молодую женщину. Оба были одеты в накидки из коричневой шерстяной ткани с большими капюшонами, закрывавшими лица. Я сразу же обратил внимание на то, что они стараются не смотреть в мою сторону. Лишь на несколько мгновений я встретился взглядом с женщиной. Она натянула капюшон на лицо и туго завязала его под подбородком. Это была Ванда. Проходя мимо меня, она тихо прошептала мое имя. Она попыталась сказать что-то еще, но не смогла — я услышал только рыдания. Мне показалось, что она с испугом посмотрела на своего спутника. Базилус! Тогда, в доме Кретоса, он заявил, что хочет отправиться в Рим и участвовать в состязаниях. Мой друг решил стать знаменитым возницей, чтобы однажды вернуться в Массилию и выкупить меня из рабства.
— Через семь лет, — пробормотал я. Насколько мне было известно, среди грузчиков не было ни одного, кто протянул бы в таких ужасных условиях хотя бы десять лет. Я так много хотел сказать Ванде! Но я так и не решился произнести ни слова. Все это время я надеялся получить хоть какую-то весточку от Базилуса и Ванды. Почему же они вели себя так странно, когда я наконец-то увидел их? Может быть, между ними что-то произошло?
На мою спину обрушился удар кнута, и мои ноги подкосились. Я рухнул на землю. Базилус сделал один прыжок и, оказавшись прямо перед надсмотрщиком, ударил его кулаком в лицо и сбил с ног. Я прошептал Базилусу, что будет лучше, если он вместе с Вандой немедленно поднимется на корабль, потому что теперь в любое мгновение могли появиться стражники, следившие за порядком в порту. С трудом поднявшись на ноги, я похромал к бараку. Я боялся вызвать гнев надсмотрщика, поэтому уселся за свой стол и начал делать копии сопроводительных документов для груза. Это продолжалось до самого утра следующего дня. Если бы у меня была бочка пшеничного пива, то жизнь наверняка показалась бы мне не такой мрачной, но вечером мне, как и всем рабам, дали лишь кувшин отвратительно пахнувшей воды. На самом деле предполагалось, что это будет разбавленное вино, но его разбавляли так сильно, что оно по вкусу больше напоминало помои. Став рабом Кретоса, я должен был не только терпеть издевательства и жить в ужасных условиях, но и переносить все это, будучи совершенно трезвым.
Но я бы с удовольствием отдал бочку отменного вина — если бы она у меня была — за разрешение иметь собаку. Я очень скучал по Люсии, потому что давным-давно понял: гораздо легче переносить удары судьбы, если рядом с тобой есть такой верный друг, каким была для меня она. Сам не знаю, почему я пришел к такому выводу, ведь собаки не могут говорить, значит, никогда не произнесут слов, которые подбодрили бы хозяина. Они не зарабатывают деньги и не дают полезные советы. Просто собака всегда рядом. Может быть, именно поэтому люди так любят их? За то, что они преданы нам? Той ночью я осознал, что остался совершенно один. Даже боги отвернулись от меня.
Однажды Кретос велел надсмотрщику привести меня на его виллу. Я ни мгновения не сомневался в том, что купец придумал какую-то очередную подлость. Но мне было все равно, я уже успел смириться со своей участью. Если честно, я уже уверился в том, что только смерть сможет избавить меня от страданий. Я с радостью думал о том моменте, когда вновь увижусь с дядюшкой Кельтиллом. Может быть, моя смерть заставит Кретоса выйти из себя, ведь он рассчитывал, что сможет издеваться надо мной в течение семи лет!
— От тебя воняет! — прошипел Кретос, когда стражники ввели меня в его рабочий кабинет. Купец сидел за своим столом, опершись подбородком на левую руку, перед ним возвышалась целая гора папирусовых свитков.
— Неужели ты еще не заметил, что все твои рабы воняют? — холодно ответил я.
— Ты хочешь, чтобы я велел высечь тебя?! — вскипел Кретос, но в тот же момент громко закричал, его лицо исказилось от боли. Иллирийский телохранитель тут же вбежал в комнату. Нетерпеливо взмахнув рукой, хозяин дал рабу понять, что тому лучше немедленно исчезнуть. Только сейчас, взглянув повнимательнее на лицо Кретоса, я заметил, что его левая щека сильно распухла.
— Помнишь, ты приготовил какой-то отвар с мерзким вкусом, когда мы возвращались из Кенаба…
Я промолчал. Если честно, то у меня не было ни малейшего желания вспоминать, из чего именно я приготовил зелье, успокоившее зубную боль моего нынешнего хозяина. Более того, я не хотел разговаривать с этим подлецом. Мне было все равно. Никакими угрозами он не заставил бы меня тогда приготовить для него лекарство. Он мог приказать высечь меня, мог велеть казнить. Если-уж на то пошло, то пусть лучше казнят.
— Я тебя спросил, можешь ли ты вспомнить, как ты приготовил тот отвар! — возмущенно проговорил Кретос.
— Перед тобой стоит кельтский друид, — спокойно ответил я, не обращая никакого внимания на перекошенное от гнева лицо моего хозяина, — которому приходится жить в какой-то крысиной норе. Если ты хочешь получить совет от друида, то должен обращаться с ним именно так, как надлежит обращаться с человеком, обладающим такими знаниями, которыми обладает он. Если же ты хочешь, чтобы друид помог тебе, то тебе следовало бы попросить его о помощи.
Кретос на несколько мгновений потерял дар речи. Такого ответа он от меня наверняка не ожидал. Он тут же взглянул на дверь, ведущую в его кабинет, словно его реакция и дальнейшие действия зависели от того, стал ли кто-нибудь свидетелем разыгравшейся здесь сцены. Я тоже обернулся, но никого не увидел. Тогда я взглянул Кретосу прямо в глаза и нагло ухмыльнулся. Признаюсь — в тот момент я действительно хотел спровоцировать его. Я подумал, что вот-вот должна была решиться моя судьба — победа или смерть! Именно так всегда действовал Цезарь.
— Ты что, спятил? — тихо прошипел Кретос. — По-моему, ты не совсем понимаешь, в каком положении ты оказался. Я могу сделать с тобой все что угодно! Одно мое слово — и тебя казнят!
— Я не боюсь смерти, Кретос! Потому что я — кельт. А вот ты боишься даже боли!
— Избавь меня от этих мучений! — воскликнул Кретос со злостью. — Когда у меня перестанут болеть зубы, мы сможем с тобой спокойно обо всем поговорить!
— Нет, Кретос, вели своим стражникам отвести меня туда, где я жил все это время — в вонючую крысиную нору.