Друид
Шрифт:
— Неужели ты Анний Милон? — с удивлением спросил я.
— Да, собственной персоной. Я вижу, ты удивлен?
— Еще бы! Я работал в канцелярии Цезаря во время Галльской кампании и был одним из тех писарей, которым выпала честь писать первые шесть книг о Галльской войне. Конечно же, через мои руки проходила вся корреспонденция из Рима.
Похоже, Милон был польщен.
— Значит, обо мне говорили даже в далекой Галлии?
— Конечно! Насколько мне известно, в январе ты убил на Виа Аппиа Клодия — человека, которого все называли верным псом Цезаря.
Милон кивнул.
— Если бы я убил самого Цезаря, то Помпей устроил бы в мою честь празднования, которые длились бы по крайней мере пятьсот дней. Но я думаю, что, лишив жизни Клодия, я и так заслужил благодарность многих жителей Рима.
— Я хочу стать возницей и выступать на арене в Риме! — вмешался в наш разговор Базилус.
Судья даже не взглянул на него. Кретос поморщился и, посмотрев на меня, спросил:
— Он в самом деле твой раб?
— Нет! — воскликнул я и бросил недовольный взгляд на Базилуса. — Я был бы тебе очень признателен, если бы ты наконец понял это, Базилус! Через час я стану рабом! Ты слышишь меня? Может быть, ты хочешь быть рабом раба?
Мой друг промолчал. Я обратился к Милону, надеясь, что он хоть как-то сможет мне помочь:
— Кретос не хочет продавать мне рабыню, которая раньше принадлежала мне. Он утверждает, что готов отпустить ее только в том случае, если я сам стану его рабом.
Я решил использовать свой последний шанс. Вдруг Милон все же сможет уговорить Кретоса продать мне Ванду?
— Что такого особенного в этой германской рабыне? — поинтересовался гость Кретоса. — Может быть, она великолепно шьет или может приготовить еду, от которой не отказались бы сами боги?
— Я люблю ее! — не выдержал я. — И Кретосу об этом известно!
От злости толстое лицо купца покраснело.
— Друид, ты сидишь за моим столом не для того, чтобы настраивать против меня гостей, согласившихся прийти в мой дом! Милон явился сюда, чтобы стать свидетелем, а не защищать тебя!
— Друид? — удивился Милон. — Может быть, ты умеешь предсказывать будущее?
— Да, — спокойно заявил я, стараясь говорить таким тоном, чтобы мой голос показался всем присутствующим зловещим. — Я часто предсказывал Цезарю, что ждет его в Галлии, а также не раз предвидел события, которые впоследствии на самом деле произошли в Риме.
В столовой воцарилась тишина. Кретос и его гости молчали. Лицо Милона тоже стало серьезным. Он повернулся к купцу и задал ему вопрос:
— Может быть, ты продашь мне эту германскую рабыню?
— Ты же по уши в долгах! — съязвил Кретос.
— С чего ты взял?! — возмутился Милон. — Может быть, ты не знаешь, какие долги были у Цезаря? Не забывай, Кретос, что я — зять самого диктатора Суллы! Я могу брать в долг, сколько мне заблагорассудится! Впрочем, так же, как и любой гражданин, который оплачивает игры, подобные тем, которые устроил я! Запомни, Кретос, у меня нет долгов. А если бы и были — это никого не касается. Кроме того, каждый должен считать честью возможность дать мне деньги в долг! Стоит мне только отправить к Помпею гонца, и через несколько недель в ваш порт прибудут корабли, груженные золотом.
Похоже, Милон не на шутку рассердился, услышав замечание Кретоса относительно его долгов. Купец два раза хлопнул в ладоши. Полуобнаженные нубийские рабыни вошли в столовую и начали танцевать под звуки флейты вокруг лож, на которых мы расположились. Вокруг бедер у них были повязаны широкие пояса из шкуры леопарда, к которым были прикреплены отполированные до блеска небольшие железные пластины, позвякивавшие при каждом движении. Грудь рабынь прикрывали только сшитые из белого шелка туники без рукавов и с глубоким вырезом. Они были настолько короткими, что даже не закрывали живот. На запястья рабыни надели браслеты, которые тоже тихо позвякивали. Но мне это представление не доставило никакого удовольствия. Я мог думать только о том, что ожидало меня в ближайшем будущем. Каждый раз, когда я замечал тень раба, проходившего через соседний зал, меня охватывала дрожь. Больше всего в те мгновения я хотел увидеть Ванду. Но я прекрасно понимал, что с моей стороны было бы довольно глупо надеяться на это. Наверняка Кретос сделал все возможное, чтобы я не увидел ее до тех пор, пока не подпишу договор с ним.
Рабыни приносили одно кушанье за другим, но я не мог смотреть ни на еду, ни на великолепное вино, ни на танцовщиц, которые соблазнительно вращали бедрами всего лишь в нескольких шагах от меня. Судья взял в руку страусовое перо, пощекотал им небо и глотку, а затем вырвал все, чем уже успел набить свой желудок, в чашу, которую перед ним держал один из рабов Кретоса. После этого аллоброг прополоскал рот вином, выплюнул его и продолжил пожирать изысканные блюда.
Наконец Кретос решил, что пора перейти к делу.
— Друзья, — начал он, — в этом договоре должно быть записано, что друид Корисиос по собственной воле соглашается стать моим рабом и я буду иметь право распоряжаться им как своей собственностью. В тот момент, когда он поставит свою подпись на этом документе, германская рабыня Ванда станет свободной. После выполнения условий сделки ни одна из сторон не будет иметь перед противоположной стороной никаких финансовых обязательств.
Судья кивнул головой и снова спросил:
— Хочешь ли ты дать друиду возможность выкупить себя из рабства по истечении определенного срока?
— Да, он сможет вновь стать свободным, если я получу за него четыреста тысяч сестерциев. Но в соответствии с договором он будет иметь право выкупить себя не раньше чем через семь лет!
Милон помрачнел, от его веселости не осталось и следа. Он растерянно взглянул на Кретоса, который, по-видимому, старался не встречаться взглядом со своим гостем. Купец посмотрел на меня и холодно заметил:
— Можешь принять мое предложение, а можешь отклонить его. Решать тебе.
— Я бы на твоем месте отказался, мой друг, — сказал Милон. При этом его лицо исказила гримаса, которая должна была выражать сочувствие. — Знаешь что, друид, даже если бы эта германская рабыня была лучшей возницей во всей Римской республике, ей пришлось бы одержать победу в двенадцати состязаниях, чтобы собрать такую огромную сумму!
— Корисиос, я сделаю это! — вновь вмешался в разговор Базилус, стоявший у меня за спиной. Он просто не мог молчать и начал упрашивать Милона помочь ему стать возницей. — Я сражался против Цезаря под Бибракте и защищал Алезию, я был лучшим всадником во всем нашем племени… — Базилус запнулся, но через несколько мгновений продолжил: — На севере Галлии я выиграл все соревнования между возницами колесниц…
Если честно, то мой друг несколько преувеличивал. С каких это пор на севере Галлии проводились подобные состязания? Милон, улыбаясь, слушал Базилуса.