Друид
Шрифт:
Ванда некоторое время угрюмо молчала. Затем она вновь спросила меня:
— И ты приготовил им такое зелье?
— Послушай, для умелого музыканта, прекрасно владеющего, скажем, флейтой, нет ничего более скучного, чем играть мелодии, сочиненные кем-нибудь другим. То же самое касается и меня. Поверь, мое сравнение вполне уместно, хоть я и не музыкант. Я попробовал немного изменить дозировку в этом зелье, которое делает из мужчины похотливого зверя.
— Что это значит?
— Думаю, вразумительный ответ на этот вопрос могут дать тебе только боги, — улыбнулся я. — Ведь именно боги руководят руками друида, готовящего разнообразные отвары!
Ванда растерянно взглянула на меня.
— Я даже не знаю, чего мне хочется больше, — чтобы наши спутники были живы или чтобы они умерли.
— А что еще я мог сделать, скажи пожалуйста? Я готов на все, чтобы защитить тебя, Ванда!
— Ты хочешь сказать, что лучше мне было оставаться в Генаве?
— Да, Ванда! Тебе следовало послушаться меня и остаться в лагере десятого легиона, а затем отправиться вместе с Авлом Гиртом дальше! Теперь же мне остается надеяться, что все боги вдруг решат прийти мне на помощь. Если кто-нибудь из наших замечательных спутников выжил и ему удастся сообщить Цезарю о моей далеко не безобидной шутке, то проконсул устроит на меня настоящую охоту, словно на белого тигра, а когда поймает меня, то непременно распорядится отдать медведям, чтобы те растерзали меня прямо на арене.
— Ты ведь сам говорил, что хочешь когда-нибудь увидеть Рим.
— Да, но я никогда не упоминал, что хочу стать кормом для диких животных.
Когда мы наконец добрались до небольшой возвышенности на противоположной стороне ущелья, было еще светло. До нашего слуха не доносилось ни звука. С первого взгляда я не заметил в нашем лагере ничего подозрительного. Могло возникнуть впечатление, будто наши спутники решили немного отдохнуть. Молодой трибун ничком лежал на земле. Казалось, что он уснул. Офицер сидел, прислонившись к дереву. Я подумал, что он тоже задремал. Вдруг я заметил, как кто-то идет по лесу к лагерю. Это был Фусцинус. Он волочил за собой по земле что-то тяжелое.
Через некоторое время я рассмотрел, что тащил за собой раб. Это было тело эдуя Дико. Фусцинус протянул его за ногу через весь лагерь. Оказавшись рядом со своим хозяином, раб подхватил тело кельта под руки и уложил его на спину римлянина. Затем Фусцинус огляделся по сторонам и стер накидкой следы на земле. Вдруг он замер и прислушался. Похоже, раб сильно волновался. Забрав у мертвого кельта меч, Фусцинус направился к лесу. Подойдя к дереву, у которого сидел офицер, раб наклонился, взглянул на него, затем выпрямился, замахнулся мечом и одним ударом отрубил римлянину голову. Лишь сейчас я заметил лошадей, привязанных к одному из деревьев неподалеку от лагеря. Похоже, Фусцинус навьючил на них все ценное, что оставалось в лагере, и собирался отправиться в путь.
Мы с Вандой видели достаточно, чтобы понять, как развивались события. Из всех наших спутников выжил лишь один — раб Фусцинус. Нам нужно было срочно придумать историю, которая звучала бы как можно более правдоподобно.
— Ты же мастер сочинять небылицы! — прошипела Ванда и отвернулась от меня.
— Итак, мы с тобой отправились в лес собирать ягоды. Когда мы вернулись назад в лагерь, то обнаружили вокруг костра только трупы. Раб исчез. По-моему, звучит вполне правдоподобно.
— А что случилось дальше? — не унималась Ванда. Она повернулась и посмотрела на меня так, словно я говорил полную ерунду.
— Затем мы решили продолжить свой путь и отправились дальше, к Бибракте. Ведь у меня есть приказ, который я должен выполнить.
Ванда смягчилась.
— Сейчас это похоже на правду, — сказала она, подумав. — Меня пугает только одно. Поскольку всю эту кашу заварил именно ты, то что-нибудь обязательно пойдет не так. Мне начинает казаться… Как бы это лучше объяснить… Одним словом, у меня создается такое впечатление, будто в тебе не живут никакие боги. Просто они издеваются над тобой, чтобы убить время.
Мы поскакали дальше на северо-запад. Нам нужно было добраться до Бибракте, нерушимой столицы эдуев. По пути мы остановились у одного из священных источников, где я принес в жертву богам воды оружие и украшения Кунингунулла. Чтобы мое желание сделать жертвоприношение не выглядело так, словно я хотел всего лишь избавиться от компрометировавших меня предметов, я бросил в воду несколько сестерциев. Признаюсь: в тот момент я очень неохотно расставался с деньгами, но сделал над собой усилие и решил, что так будет лучше. Жаль, что нельзя принести в жертву богам свои долги.
Размеры оппидума эдуев поразили меня. Так же как и в оппидуме тигуринов, мастерские стояли отдельно от жилых домов, что было, на мой взгляд, вполне разумно. Однако, располагая постройки в той части оппидума, где работали ремесленники, эдуи тоже руководствовались здравым смыслом. Например, мастерские, в которых постоянно разводили огонь, выстроили на самом краю поселения и на некотором расстоянии от остальных мастерских. Командир стоявших у ворот стражников тут же отдал двоим из своих воинов приказ провести нас к жилищу Дивитиака. Дом друида был расположен на самом краю жилой части оппидума. Как раз напротив него находились мастерские чеканщиков, а также ремесленников, покрывавших украшения и разнообразные изделия эмалью. Проехав по улицам Бибракте, я тут же отметил, что оппидум буквально заполонили мелкие торговцы и купцы, прибывшие сюда из Рима. Лицо одного из них показалось мне знакомым. Через несколько мгновений, присмотревшись повнимательнее, я понял, что мне доводилось общаться с ним в Генаве. Это был Вентидий Басс, который занимался продажей телег и ручных мельниц для зерна. Купец как раз торговался с несколькими эдуям, отказываясь снизить цену на одну из своих телег. При этом ему приходилось зорко следить за ребятишками, обступившими его мулов. Дети то и дело пытались вытянуть что-нибудь, плохо спрятанное в тюках. По улицам бегали собаки, поросята и свиньи, но Люсия не обращала на них никакого внимания.
Дивитиака не было дома. Его раб сообщил нам, что друид отправился в гости к своему брату Думноригу. К своему удивлению, я понял, что этот раб был кельтом. Похоже, это был один из тех бедолаг, которые, не рассчитав собственные силы и способности, влезли в долги, а затем были вынуждены продать себя в рабство, поскольку никакого другого имущества у них не оставалось. Я уже успел убедиться в том, что в большинстве случаев кредиторы довольно быстро теряют терпение. К сожалению, мне пришлось удостовериться в этом на собственном горьком опыте, поскольку Кретос не оказался исключением из общего правила.