Друзья и соседи
Шрифт:
Зайцев слушал с большим интересом, одобрительно покачивал головой, и Бармин подумал: «Всё. Вполне достаточно. Он уже морально подготовлен».
— Действительно, занятная история, — сказал Зайцев и нахмурился: — Вы почему сели? Вам что, неудобно лежать?
— Доктор! Прошу вас, вы меня только, пожалуйста, не перебивайте!.. Попросите водителя остановить машину, не доезжая перекрёстка. Я должен выйти максимум на десять минут!..
— Что?!
— Если хотите, вы мажете меня сопровождать как врач…
Зайцев в изумлении
— Вы, наверное, шутите?
— Нет! Я не шучу… Товарищ водитель, мы здесь на минуточку выйдем, — сказал Бармин.
Водитель затормозил и остановил машину у тротуара.
— А что случилось? Больному плохо стало?
— Мы сейчас вернёмся с доктором, — Бармин благодарно пожал руку Зайцеву и вышел из машины. Зайцев вышел следом за ним. — Доктор! Не смотрите на меня так сурово. Я в полном порядке!..
Они вошли в подъезд театра, впереди Бармин и за ним Зайцев. Изумление всё ещё не покинуло его. Он шёл и прикидывал, что в случае чего он скажет: «Мы задержались по просьбе больного. Очень уважаемый человек. Пришлось пойти навстречу».
Водитель — мужчина немолодой — много лет работал на «Перевозке» и научился ничему не удивляться. Задержались бы люди у «Гастронома», он бы всё понял. Такое, очень редко, но всё же случалось. Но чтобы по дороге в больницу пойти в театр, такого в его практике не бывало.
Оставшись в одиночестве, водитель закурил и включил транзистор «Сокол».
Он покрутил ручку настройки, миновал грозное хоровое пение, торопливую фразу спортивного комментатора насчёт хоккея, и потом он услышал аплодисменты.
… Примерно минут через пятнадцать возвратились оба его пассажира.
Больной спокойно улёгся на койку, а доктор бережно прикрыл его одеялом и опустился на свой стульчик.
— Поехали! — скомандовал Зайцев.
Машина тронулась.
— Вы много потеряли, — сказал водитель. — По радио концерт передавали. Артист выступил просто-таки замечательно. Такой грохот стоял!.. В конце ему хлопали, кричали, а он почему-то больше не вышел! Небось зазнался. Или на другой концерт убег.
— Возможная вещь, — сказал Зайцев и осторожно покосился на Бармина.
— Как мы себя чувствуем? — бойко, с несвойственной ему интонацией спросил Зайцев.
— Хорошо! — не открывая глаз, коротко ответил Бармин, и «хорошо» это значило больше, чем ответ больного на вопрос доктора.
Машина выехала на Кутузовский проспект и прибавила скорость. Свет фонарей ритмично, как удары пульса, выхватывал из полутьмы лицо усталого, но, судя по улыбке, счастливого человека.
Старый тополь
Это был странный звонок. Когда я снял трубку и по привычке вместо «алло» назвал свою фамилию, я услышал басовитый голос: «Здравствуйте. Простите, как ваше имя-отчество?» — «Сергей Васильевич». — «Сходится, — донеслось из трубки. Это было адресовано не мне, а куда-то в сторону. — С вами говорит инженер Пронин. У меня имеется сын Володя, который стоит рядом и смотрит мне в рот». — «Я ничего не понимаю», — сказал я и услыхал вопрос: «Вы давно живёте в Москве?» — «С рождения». — «А вам больше сорока лет?» — «К сожалению, больше», — ответил я и вдруг ощутил какой-то необъяснимый, нарастающий интерес к моему собеседнику. «И последний вопрос, самый важный, — вы случайно не проживали в районе Таганки?» — «Проживал». «Папа, это он!» — раздался взволнованный детский голос. Тогда, мгновенье помолчав, Пронин сказал: «Сергей Васильевич, заезжайте к нам вечерком на полчасика. Не пожалеете». — «А в чём дело, если не секрет? — спросил я, уже твёрдо решив в этот момент — поеду, и, не ожидая ответа, сказал: — Давайте адрес».
… Лифт остановился на девятом этаже. Дверь квартиры Прониных отворилась до того, как я коснулся кнопки звонка. Меня ждали.
На пороге стоял высокий мужчина в тренировочном костюме. Из-за его спины выглядывал белобрысый паренёк. Он включил свет в передней и, покусывая о г. нетерпенья губы, сказал:
— Здравствуйте! Это вы?
— Безусловно, — подтвердил я и поздоровался с Прониным, потом пожал шершавую ладошку Володи.
— Вы ещё ничего не знаете, — сказал Володя. Перегрузки информации явно тяготили его.
Когда мы вошли в комнату и я опустился в кресло, Пронин сел напротив и погрозил сыну пальцем.
— Первое условие — не торопись. Пока сиди и слушай.
— Я её принесу, — шепнул Володя.
— Подожди, — твёрдо сказал Пронин, — всё в своё время.
Володя покорно вздохнул и сел на тахту.
Пронин внимательно, со значением посмотрел на меня.
— Когда мы с вами по телефону говорили, я всё больше спрашивал, а вы отвечали…
— Считаю, что сейчас нам самое время поменяться ролями, — сказал я.
— Нет, — покачал головой Пронин, — если позволите, я задам вам ещё несколько вопросов.
— Ну что ж, давайте. Это даже интересно.
— Сергей Васильевич, у вас память хорошая? — спросил Пронин и, встретив мой внимательный взгляд, улыбнулся. — Нет, нет, меня вы вспомнить не старайтесь. Мы с вами никогда з жизни не встречались. Меня просто интересует, как у вас с памятью?
— Вообще говоря, не жалуюсь.
— В детстве вы жили где-то здесь, поблизости, да?
— Рядом. На Гончарной набережной.
— В большом доме?
— В маленьком двухэтажном. Окна первого этажа подымались на полметра от земли. Весной перед паводком их даже закрывали просмолёнными щитами. Левей и ниже были ворота. Помню, как-то вода прорвалась и во дворе у нас разлилось целое озеро…
— А что ещё было у вас во дворе?
— Каменные сарайчики были. Что ещё?… Ещё была кустарная мастерская. Там братья-близнецы в синих халатах штамповали какие-то детали, а из отходов мы мастерили прекрасные рыцарские доспехи…