Друзья и возлюбленные

Троллоп Джоанна

Психолог не ответила. Она взяла ручку и поставила ее в глиняную кружку с другими ручками. Помолчала. Джина смотрела на ее простые, крепкие, слегка неуклюжие руки и представляла, как мистер Тейлор с рыбной фермы надевает на ее палец золотое кольцо, обещая любить, хранить верность и утешать. Затем Джина посмотрела на свою левую руку. На ее безымянном пальце до сих пор было два кольца: свадебное — викторианское, с выгравированными лилиями, и обручальное — эдвардианское, с пятью жемчужинами и маленькими бриллиантами. Пять жемчужин означали пять слов: «Ты выйдешь за меня

замуж?»

Джина сказала:

— Я так часто делаю глупости.

— Например?

— Фергус забрал половину вещей. Ровно половину. Посудомоечную машину, например, взял, а стиральную нет. Диван, но не кресла. Буфет из столовой, но не стол. А я как будто и не вижу, что этих вещей больше нет. Это одна из причин, почему я не могу находиться в доме. Понимаете, я обхожу мебель, которой нет! И ничего не могу поделать. — Она замолчала и посмотрела на Диану Тейлор. — Я уже три недели живу у друзей. Им, кажется, это надоело. Не знаю, то ли жена велела Лоренсу меня прогнать, то ли Лоренс сам так решил, но он уже попросил меня уехать. Я, конечно, их не виню… И в то же время виню.

— А Софи тоже живет у них?

— Нет.

— Тогда где?

— У бабушки. Сама захотела. Разве это не ужасно, разве не подло — быть не в силах помочь собственной дочери?

— Нет. В вашем положении — нет.

Джина встала.

— Почему вы не говорите, что я ужасная мать? Почему просто сидите, излучая терпение и понимание? Почему не скажете, что такое поведение непростительно для женщины сорока шести лет?

Диана Тейлор тоже встала.

— Потому что вы потрясены.

— Неужели?

— Поймите, в жизни любого человека неизбежны потери. Потеря молодости — пожалуй, первая и очень болезненная. Она вас меняет, но не убивает. Потери, подобные вашей, чаще всего вызывают потрясение.

— Чаще всего? То есть мой случай ничем не отличается от других? Меня легко и непринужденно бросил муж, потому что не может и минуты прожить рядом… хотите сказать, это случается со всеми?

Диана Тейлор наклонилась ближе. У нее были ясные карие глаза без всякой косметики.

— Вы уникальны. И ваш случай тоже. Но вы испытываете те же чувства, что и другие люди: сильные, непокорные чувства. Это горе.

— Горе, значит?..

— Да. Софи тоже его испытывает. Она горюет.

— Думаю, на сегодня хватит, — сказала Джина.

— Хорошо.

— Я еще приду…

Диана Тейлор пошла ее провожать. Она не ждала благодарности, просто кивнула. Джина кивнула в ответ. Невежливое получилось прощание. В приемной Джина увидела молодого человека в джинсах и кроссовках, с бритой головой и осунувшимся лицом. Он злобно разглядывал открытку на каминной полке. Надпись на ней гласила: «Когда судьба преподносит вам лимон, постарайтесь сделать из него лимонад». Юноша мельком глянул на Джину и буркнул: «Черт-те что!»

Ви шила шторы: красные, с подсолнухами и скорее ромбовидные, чем прямоугольные, — так показалось Софи, которая час или два наблюдала за бабушкой. Но она промолчала. Ви работала как вол, чтобы к закату повесить новые шторы вместо

старых, клетчатых, и полюбоваться лучами солнца, пробивающимися сквозь желтые цветы. Она так увлеклась шитьем, что почти не разговаривала — впрочем, рот у нее все равно был забит французскими булавками, а грохот от швейной машинки стоял оглушительный. Поэтому Софи вскоре перестала делать вид, что ей интересно, и пошла проведать Дэна, который занимался своей коллекцией марок («играл в почтальона», как говорила Ви). Софи немного смыслила в филателии, и Дэн порой разрешал ей брать щипцами хрупкие и столь любимые им кусочки бумаги.

— В них есть какая-то тайна, — говорила Софи бабушке. — Не то что в подставках для пива.

— Тоже мне тайна! — возражала Ви. — Делай он их своими руками — вот тогда была бы тайна.

Когда Софи ушла, Ви подумала, не подрубить ли шторы вручную. Так они будут лучше висеть, но это займет в десять раз больше времени, чем если их прострочить. Она встряхнула одну штору. Ткань немного морщится…

— Вот это да! — удивилась вошедшая Джина. — Куда ты их повесишь?

— На кухню, — коротко ответила Ви и посмотрела на дочь. Та по-прежнему выглядела плохо. — Ну-ка поцелуй меня.

Джина послушалась. Щека у Ви была теплая и напудренная, как свежая лепешка.

— Мам, ты Софи не видела?

— Ушла только что к Дэну — разглядывать старые марки. А я уж думаю: когда ты за ней явишься?

— Прости за беспокойство…

— Софи при всем желании не может доставить мне беспокойство, — сказала Ви, бросив шитье и отправившись на кухню, чтобы поставить чайник. — Дело в тебе. В вас. Мать и дочь должны жить вместе.

— Поэтому я и пришла. Я была у психолога и…

— У психолога?!

— Да.

— Ты ненормальная, — с упреком сказала Ви.

— Мам, я…

Ви громко пустила воду в чайник, потом с силой бухнула им об стол.

— Все вы такие. Все. Только и думаете что о себе — всюду я, я, я, я! То ли дело мы. Мое поколение обходилось без этих умников в белых халатах. Мы просто жили. Я просто жила. Беременная села на поезд и начала новую жизнь. За душой — семнадцать фунтов да ребенок. А ты? У тебя прекрасный дом, куча вещей, которые и девать-то некуда, денег навалом, высшее образование и почти взрослая дочь. И что же ты сделала? Побежала плакаться Лоренсу и Хилари, у которых своих проблем хватает, а потом к психологу!.. Я тебе покажу психолога, Джина Ситчелл! Что он сказал, твой психолог? Про ответственность небось ни слова? Ты ни в чем не виновата, да? Ну конечно! Виноваты Фергус, я, плохая погода и политики…

Джина заткнула уши и прислонилась к косяку.

— Прекрати!

— Все, молчу.

Джина оперлась на стол.

— С чего ты так взбесилась? Мне что, уже и за помощью обратиться нельзя?

Ви промолчала. Ей вдруг захотелось расплакаться, и она стала сосредоточенно вынимать из буфета чашки и большую форму для выпечки с изображением Виндзорского замка.

— Мам?!

Ви бросила в чашки по пакетику чая, тяжело уселась и сложила руки на столе. На Джину она и не посмотрела.