Друзья и возлюбленные
Шрифт:
— Просто у вас сейчас черная полоса. Ты переживаешь по-своему, Лоренс иначе. Вот и все. Может, он тоже на тебя злится.
— Господи! Ты и со своими футболистами так разговариваешь?
— Нет, — ответила Ванесса. — Обычно мы обсуждаем их коленные чашечки. Чашечки для них — центр мироздания. А у тебя другой центр. Бедный Джордж…
— Да…
— У Адама все так серьезно? Наркотиками увлекся?
— Может быть.
— Это нужно сразу пресечь. Вовремя.
Хилари покрепче сжала трубку.
— Наверное, со всеми бывает. Всем тяжело.
—
Хилари вспомнила о двух таблетках, завернутых в фольгу, которые она нашла в его грязных джинсах. Адам потом сказал, что это ерунда, таблетки для вечеринок, ничего тяжелого он не принимает.
«Сколько ты за них заплатил?»
«Не очень много», — ответил он, глядя ей в глаза, но Хилари заметила, с каким сожалением он смывал их в унитаз.
«Ты дурак, — сказала она. — Глупый и дрянной мальчишка. Правда, у меня есть подозрение, что ты нарочно забыл их в джинсах, чтобы я их нашла и помогла тебе завязать. Считай, с наркотиками покончено».
— Спасибо, — поблагодарила она Ванессу. — Я позвоню в случае чего. И спасибо за сочувствие.
Они недолго помолчали. Хилари ждала, когда же Ванесса заявит, что всех этих бед и сложностей можно было избежать, если бы она правильно расставила приоритеты.
Обязательно звони. Обычно к шести я дома, хотя по четвергам задерживаюсь.
Бросая в тележку упаковку из двенадцати бутылок моющего средства для ванн, Хилари подумала, что Ванесса еще никогда не была такой отзывчивой. В детстве она не любила меняться одеждой или экспериментировать с краской для волос. Ванесса во всем была педантична и щепетильна: запоминала дни рождения, перед экзаменами посылала открытки с пожеланиями удачи, благодарностей не ждала и не хотела. Однажды Лоренс с Хилари вволю посмеялись над ее сексуальной жизнью с Максом, который выращивал фуксии и обожал географические карты. Интересно, они вообще сексом занимаются? И если да, то как избегают лишних прикосновений? Делают это на стуле? Или на стремянке? Может, на трапеции? Некоторые догадки были откровенно мерзкие, и Хилари с Лоренсом хохотали до упаду. Теперь ей было грустно об этом вспоминать. Она положила в тележку фольгу, большую коробку мыла и покатила дальше, к полотенцам и туалетной бумаге.
Надо было взять с собой Адама, чтобы помог донести покупки до машины, но она поручила ему стричь газон, а Гасу — подравнивать края. За это она заплатит Гасу два фунта в час, а Адаму — два с половиной. Может, лучше не давать ему деньги? Но тогда он начнет добывать их любой ценой… Хилари вздохнула. Белой бумаги не было, только пастельных цветов. Пожалуй, самый терпимый — зеленый. Она взяла сорок восемь рулонов двумя упаковками.
Еще надо подумать о Софи, которой она обещала летнюю работу. Фергус подкинул им громадную свинью, и у Хилари все вылетело из головы. Бедная девочка бродит по пустому дому, пока ее мать хандрит или болтает с психологом. Наверное, Софи согласится стелить постели и мыть посуду. Бедняжка! Хилари вдруг стало радостно за Адама. Пусть он не во всем знает меру, это лучше, чем быть как Софи. Она очень милая и добрая девочка, но такая угрюмая… Хилари потянулась за коробкой чистящих салфеток. Вот уж кто точно не знает сильных переживаний.
ГЛАВА 7
— Милая, все хорошо, — сказал Дэн. — Я чуток притомился.
Ви поставила ярко-голубую вазу с оранжевыми гладиолусами на первый попавшийся столик в гостиной.
— Да ты ничегошеньки не делал с утра!
Дэн сидел в своем кресле с обивкой под гобелен, аккуратно сложив газету на коленях.
— Наверное, это от жары. Она меня убивает.
— У тебя нигде не болит? — встревоженно спросила Ви. — Ничего не утаиваешь?
Он покачал головой и улыбнулся:
— Все прекрасно.
— Хочешь, принесу тебе обед? Кусочек пирога и салат…
Дэн вновь покачал головой:
— Нет, спасибо. Жара меня доконала. Мечтаю только о лимонаде. Как Софи?
Ви уселась напротив. На ней было платье в изумрудных и желтых цветах. Она принялась разглаживать юбку на коленях.
— Молчит как рыба.
— Бедняжка.
— Я, конечно, не хочу, чтобы она много думала об отце, но нам не мешало бы и поговорить. Хорошо это или плохо, он ее папа, и он не умер, в конце концов!
— Звонил? — поинтересовался Дэн, разложив и сложив газету.
— Звонит иногда. Софи отказывается с ним разговаривать. Мол, письмо ему пишет. — Ви фыркнула. — Вот еще выдумала! По мне, от этих писем сплошные беды. Что написано пером, не вырубишь топором.
— Когда я служил в торговом флоте, — припомнил Дэн, — я мечтал о весточках от Памелы. Но и боялся их, потому что она была довольно скупа на слова и после ее писем подчас становилось еще хуже. Казалось, она что-то скрывает, недоговаривает.
— Я бы так ни за что не делала. Всю правду бы тебе выкладывала.
— Знаю, знаю. Ты у меня совсем другая, слава Богу.
— Ты озяб, — вдруг заметила Ви, уронив его руку.
— Нет…
— Давай-ка выйдем на солнце. Сядешь на стульчик, а я шитье принесу…
— Ви, не надо. Мне здесь лучше, честное слово. Свет на улице слишком яркий. И мне не холодно. Мне никогда не холодно, если ты рядом.
Она озабоченно на него посмотрела. Дэн был так мил в светло-зеленой рубашке, галстуке с узором пейсли и желтом шерстяном жилете…
— Если с тобой что-то случится…
— Ничего не случится. Мы, моряки, — парни крепкие. Просолены насквозь. Вот скажи, ты меня когда-нибудь видела больным?
— Все бывает в первый раз, — ответила Ви. — Как тебе спалось?
— Великолепно! — чересчур живо отозвался Дэн. — И вообще ты уже спрашивала утром, когда чай принесла.
Ви хихикнула.
— Понравилась моя новая ночнушка?
Он улыбнулся:
— Ярко вата…