Друзья и враги Анатолия Русакова(изд.1965)
Шрифт:
Хорошо бы задержать Пашку и заставить отдать книги, А то Димка трясется, матери боится рассказать.
Привалившись плечом к стволу дерева, стоял Пашка Лопухов и фасонисто курил длинную папиросу. Он был так же одет, как тогда на лестнице, когда ждал Боба Троицкого — крошечная кепочка-«лондонка», брюки с напуском были заправлены в сапоги с отворотами, курточка на «молниях». Анатолий спросил у Мечика его адрес, записал и обещал зайти через двадцать минут. Сейчас он потолкует с Пашкой, а Мечик пусть идет домой.
—
Пашка окинул его наглым взглядом презрительно прищуренных глаз и не спеша сказал:
— Иди ты!.. — Он грязно выругался.
Под левым глазом Пашки виднелся большой синяк.
— Пропадешь, Пашка, — негромко и многозначительно сказал Анатолий, — и скоро…
Пашка испуганно огляделся и, не заметив ничего подозрительного, выжидательно уставился на юношу.
— Пропадешь, говорю, — повторил Анатолий, заметив, как сразу притих Пашка.
Оба молчали. Пашка криво усмехнулся и спросил:
— На пушку берешь?
— Тебя еще в вечерней школе заметили, когда ты вызвал Шелгунова.
Почему Анатолий это сказал, он и сам не мог толком объяснить. Осенило!
Подросток, который вызывал Шелгунова, был рыжеват. Пашка тоже рыжеватый. Показать бы его Соне Рындиной… Не давая Пашке опомниться, Анатолий продолжал импровизировать:
— Спасайся, а то заметут тебя с твоими дружками.
Пашка презрительно ухмыльнулся:
— Ты чего меня покупаешь? Думаешь, дурочку нашел? Ничего я не знаю и нигде не был. Иди к черту!
Собака!
— Это почему же собака?
— А потому! Все известно! Меня вот тоже поставили за одной собакой следить, — с откровенной наглостью заявил Пашка и тут же быстро поправился — Я шутю!
— «Шутю»! — передразнил его Анатолий. — Ага, проболтался? Грубо работаешь. Жаль мне тебя, Пашка! Ишачишь на других, а погоришь ты — они тебя еще глубже утопят. К тому идет. Придется отбывать… Плохо там, Пашка!
И тут Пашку прорвало:
— А чем плохо в тюряге? Вот Цыган говорил — одному в морду дашь, другому плюнешь! В карты можно дуться целый день, другие будут за тебя работать! Житуха!
— Брешет Цыган! А когда из тюрьмы попадешь в колонию, там уж заставят и работать и учиться.
— Не буду ни работать, ни учиться!
— Заставят! Жрать не дадут. Один против всех не выстоишь.
— Не поддамся. В собачью колонию не пойду!
— И я так говорил! Но ведь колонии по твоему вкусу нет. Во всех работают, учатся, людьми становятся.
— Чего ты от меня хочешь? — почти закричал Пашка.
— Спасти тебя, дурака, понимаешь? Хочешь, устрою жить в другом городе? Никто из шайки Чумы не узнает, куда ты уехал. — И совсем тихо он добавил: — Украденные у профессора книги верни.
— Поди ты, черт! Вот сволочь, пристал! — неожиданно заорал Пашка и повернулся, чтобы уйти.
Теперь уж надо было действовать иначе. Анатолий схватил Пашку за руку. Тот испуганно рванулся, Анатолий сжал крепче. Пашка угрожающе прошипел: «Порежу», — и выхватил из-за голенища финку. Он тут же поспешно сунул ее лезвием в свой правый рукав.
Они уже вышли на улицу. Анатолий, заломив левую руку Пашки за спину и удерживая ее, схватил его правую руку за запястье, сжал вместе с финкой и предупредил:
— Сильно рванешь левую руку — сломается в ключице! Учти.
Пашка стоял с наклоненным вперед туловищем, не в силах распрямиться. Уроки Юры Кубышкина снова пригодились. Анатолий огляделся. Надо постараться, чтобы финка так и осталась в рукаве Пашки. Финка — это улика. Вести парня в отделение будет нелегко — эх, помог бы кто! Напротив через улицу, возле консульства, стоит милиционер — этот не сойдет с поста. На прохожих надежды мало. Лишь бы не мешали. Пожалуй, чем скорее вести, тем лучше.
— Вперед! — Анатолий слегка подтолкнул Пашку.
— Спасите от хулигана! — завопил Пашка, рванулся и заорал от боли.
— Не смей издеваться над малышом! — крикнула какая-то сердобольная женщина.
Анатолия окружила толпа возмущенных мужчин и женщин. Он попытался было объяснить, да куда там!
— Ой, кости ломает, ой, мамочка, ой, заступитесь, пожалуйста! — орал Пашка.
— Отпусти, негодяй! — сказал мужчина и схватил Анатолия за руку.
А женщины кричали:
— Как не стыдно!
— Такой большой — и такого маленького!
Анатолию все же удалось объяснить, в чем дело.
— Я помогу довести его до отделения, — сказал один из прохожих, — но боли мальчику не причиняйте. Ты ведь даешь честное слово, что не убежишь?
— Сто честных слов даю! Клянусь, чем хотите.
Когда они переходили Садовую у площади Восстания и остановились посредине, чтобы пропустить густую вереницу автомашин, Пашка вырвал руку и ринулся в этот автопоток. Конечно, благоразумнее было бы не рисковать, но Анатолий не мог его упустить и ринулся следом. Визжали тормоза, ругались шоферы. Анатолия дважды чуть не сшибли машины, и все же он достиг тротуара и побежал за Пашкой с криком «держите вора».
Пашка лежал на тротуаре возле Планетария… Оказывается, Женя Хлебников подставил ему ногу и затем вместе с Гариком Моровым навалился на него. Так, всей компанией, они и ввалились в детскую комнату отделения милиции. Финку у Пашки отобрали. Лейтенант Хлопунов позвонил Пашкиной матери и спросил, по-прежнему ли она настаивает, чтобы ее сына послали в воспитательную колонию. Мать Пашки затараторила, что не просит этого, а требует. Она сейчас же приедет.
Анатолий шепнул Хлопунову, что надо постараться, чтобы Пашку обязательно послали в воспитательную колонию, где работает Иван Игнатьевич. Он, со своей стороны, напишет ему подробное письмо.